Пустяки и последствия
Шрифт:
– По мне ты даже не мальчик, ты прав, - тем временем, перебил его суетливые мысли собеседник.
– По мне ты букашка. Но даже букашке я всё же попытаюсь объяснить кое-что. Предложенная тебе цена - красная, краснейшая, прямо алая! Видишь ли, букашка, за эти же деньги к тебе придёт один большой дядя и за полчаса - уверяю, больше ему не потребуется - вытащит из тебя специально заточенными клещами всю нужную информацию. Сечёшь?
– Кардинал побледнел, музыка из "Однажды в Америке" зазвучала громко и самой надрывной мелодией.
– Но мы люди цивилизованные и хотели бы уладить дело мирно. Решение за тобой. Будешь выпендриваться? Или согласишься на совершенно разумные и выгодные для тебя условия?
Не
– Разрешите мне подумать, - изо всех сил подавляя дрожь в голосе, произнёс Кардинал, внутренне сжавшись от предчувствия того, что может быть дальше.
Юрий хмыкнул.
– Надеюсь, это не попытка выиграть время, чтобы побежать в полицию. Мне-то не страшно, у тебя ничего на меня нет. А вот для тебя тогда уже, парень, всё... Останется только один вариант.
– Нет-нет, что вы!
– горячо заверил Кардинал.
– Напрасно вы так. Я просто хочу подумать... немножко.
– Немножко, - задумчиво произнёс Юрий, достал из кармана айфон и поцокал кнопками.
– Послезавтра у меня для тебя найдётся полчаса. В это же время. В твоём сраном офисе, - и он назвал точный адрес ХЗК. Кардинал поёжился: за долгие годы это был первый чужой человек, который точно знал, куда нужно прийти.
– Послезавтра я принесу тебе сто штук. Ты их возьмёшь, и пойдёшь кайфовать в своё кафе, где почти как в славном городе Париже. Что вылупился? Я ещё не то про тебя знаю, ты, букашечка, на рентгене теперь, запомни. И ты, букашка, должен быть счастлив, что для тебя всё так выгодно и благополучно закончилось. При любом другом раскладе, при любом другом решении, ты забудешь не только про Париж, но даже про свои игры в Париж! А всё твоё офисное уютное богатство прахом пойдет. В прямом или переносном смысле, сам пофантазируй, ты ж у нас спец по этому делу.
Можно сколько угодно делать вид, что думаешь над сделкой, принимаешь решение и прикидываешь, как тебе лучше поступить, но это будет только игра, как с прищуриванием на Старый Арбат, чтобы видеть Монмартр. Выбор без выбора.
И, тем не менее, ничего не бывает уж совсем напрасно. Кардинал смекнул, что идею-то ему подкинули богатую и перспективную: торговать базой. Много ли найдется желающих купить? На том самом глистьем форуме сотни две "клиентов". Допустим, выразят желание приобрести данные своих врагов хотя бы пятеро. Уже можно прилично капусты нарубить, зелёненькой! Даже по самому минимуму неплохо получается. А если взять другие форумы, где одна половина объявила виртуальную вендетту другой, где анонимные угрозы облить кислотой, отрезать член или изнасиловать ржавой трубой стали каждодневной рутиной и способом общения?... Ну, если хотя бы долларов пятьсот за данные врага... Судя по накалу взаимной ненависти, многие согласятся. Неплохой бизнес наклёвывается!
Кардинал прекрасно знал, что постоянных членов форума примерно раза в три меньше, чем заявлено и чем все думают: ведь наиболее азартные и тронутые завели себе по три, а то и по четыре аккаунта и, так же, как Кардинал "играет в Париж", эти придурошные "играют в большую компанию". Собственных денег не жалеют, энтузиасты долбанутые! Постоянно перелогиниваясь, они дискутируют сами с собой, порой довольно долго, когда кроме них в теме никого нет. А создаётся эффект движухи, присутствия, массовости. Так вот, несмотря на лживость цифр, речь всё равно идёт о полутора десятках тысяч человек. Но они реальные - эти пятнадцать тысяч. Если торгануть хотя бы тысчёнкой и в среднем (в среднем!) за тысчонку! Ох, даже голова кружится от цифры и открывающихся
Жаль, конечно, что их не то количество, сколько заявлено, зато правду знают всего несколько человек. А это правда про то, как сидит где-то один несчастный, на всю голову нездоровый, к примеру, глист, и всеми способами, корчась и искренне страдая, пытается избавиться от мук раздирающей его ненависти и зависти. И так хочется быть правым, сильным и чувствовать поддержку именно сейчас, когда у него тяжёлый приступ - до тошноты хочется! Постепенно "глист" начинает понимать, что кричит в пустоту, что никто не разделяет его муку и страдание. Тишина, одиночество и безысходность. И тогда несчастный создаёт ещё один аккаунт... и ещё один... И начинается беседа якобы трёх единомышленников. Хоть психиатров зови! Со стороны смешно бывает наблюдать, хотя и немножко жутко: видишь, как страшно люди могут слетать с катушек, оказывается. И из-за чего?
Кардинал уже давно перестал удивляться этим людям, видя их причудливые, мягко говоря, ники и болезненное поведение и уже не пытаясь понять, чего они хотят в итоге и что творится в их реальной жизни. Поначалу он об этом много размышлял, недоумение было слишком велико. Потом плюнул. Всерьёз погрязнуть в таких нечистотах значило бы изменить Парижу! Ну их. Глисты, рождённые ползать. Продать, торгануть их данными совсем не грех.
Главное, что наметился бизнес, который надо бы делать быстро, даже агрессивно быстро. Он сам займётся предложением и продвижением товара, она сам выйдет на потенциальных покупателей. Как это сделать аккуратно, ещё нужно подумать. Но решение принято.
Завтра он возьмёт первые заработанные сто тысяч и вплотную приступит к новому делу. Ох, и занят же он будет в ближайшие месяцы! Конец размеренной жизни. Зато... зато... жди меня, Париж! Теперь ты стал значительно ближе.
Кардинал прищурился на Арбат и ему показалось, что сквозь ресницы он видит смутные очертания Мулен Руж... совсем недалеко. Рукой подать.
ДОЧКИ-МАТЕРИ
Крохотная "однушка" медленно, но верно убивала обеих - и мать, и дочь: мать сорока восьми лет, по современным меркам ещё молодую женщину - Тамару Васильевну из колл-центра, сообщницу Лены Птичкиной, и её девятнадцатилетнюю дочь.
Кто бы угадал, что матери всего сорок восемь? В глубоко советские времена в этом возрасте так выглядели наши мамы и бабушки, и даже не те, которые были из деревень и в платочках, а городские, на каблучках. Бывшие фабричные девчоночки из хрущовско-брежневского развитого социализма. На них, тогда нестарых женщинах с расползшимися в тридцать фигурами, колом стояли страшные кримпленовые костюмы, стрелявшиеся электричеством так, что у котов дыбилась шерсть, причёски представляли собой шестимесячное мочало, а воротничок из непонятного меха был кривовато приторочен к жуткого цвета и покроя пальто... К сорока во рту у них непременно появлялось сколько-то железных зубов.
Тамара Васильевна в двадцать первом веке, живя в Москве, сумела абсолютно точно вылепить образ той самой городской тётки 60-80-х. Вряд ли о таком ей мечталось в юности, пришедшейся на новые и многообещающие времена. Но так случилось.
Она и сама видела в зеркале этот кошмар, и всякий раз ей хотелось кричать: "Нет! Это не я, не может быть!". Наверное, 90-е годы виноваты - время, когда было трудно, питались скудно, а библиотечное образование не позволяло, как ей многие советовали, "найти другую работу". Какую другую? Уборщицей? Вахтёршей? Няней или домработницей? Да, подобное предлагали, но разве она, воспитанная в семье инженеров, получившая высшее образование, могла так низко пасть?