Пустые калории. Почему мы едим то, что не является едой, и при этом не можем остановиться
Шрифт:
Да, вредная еда действительно есть, но каково ее определение?
Возможно, вам кажется, что все это вы уже раньше где-то слышали. Множество умных людей уже давно высказывали свои опасения по поводу «переработанной пищи», но обнаружили, что четкое определение этой категории дать не так-то просто; среди них была, например, моя мама.
Примерно в то же время, когда Монтейру изучал работников плантаций в долине Рибейра, моя мама была редактором в Time Life. Она работала над множеством разных книг, но ее самым любимым проектом была серия «Хороший повар», написанная пищевым пуристом Ричардом Олни. Он был из тех поваров, который сам выращивал пшеницу для своей муки. Люди вроде него и моей мамы очень любили рассуждать
Когда я и мои братья набрались научной грамотности, мы начали спорить с мамой и доказывать ей, что она просто сноб. Мы напоминали ей, что в ее (вкуснейших) блюдах жира и соли не меньше, чем в бургерах из «Макдональдса», которые нам есть разрешали очень редко. Подход к еде, которому нас учат в медицинском институте, не помогал нам найти различия между соленой и жирной едой, которую готовила мама, и ее промышленными эквивалентами. А вот данные Карлуса Монтейру такое различие нашли – и оно с тех пор становится все очевиднее.
Возьмем для примера пиццу. С точки зрения питательности пицца есть пицца. Мука, помидоры, сыр. Я могу купить пиццу в пиццерии Sweet Thursday, расположенной на моей улице, примерно за 10 фунтов. Она состоит из примерно шести ингредиентов, это не ультрапереработанный продукт. Но ее «питательный профиль» практически такой же, как и в ультрапереработанной пицце за 1 фунт из соседнего супермаркета, которая содержит консерванты, стабилизаторы и антиоксиданты. В обеих пиццах примерно поровну калорий, жиров, соли и сахара. Но первая пицца – это традиционное блюдо, не ассоциирующееся с ожирением или другими заболеваниями, связанными с рационом питания, а вот вторая – нет.
Любое обсуждение еды быстро увязает в трясине снобизма, потому что люди, которые могут позволить себе потратить на еду больше денег, обычно питаются разнообразнее, чем люди, у которых располагаемые доходы меньше. А это, как мы увидим, напрямую связано с тем фактом, что ожирение больше распространено среди менее богатых людей. Собственно, на этом основан в том числе и аргумент, что ожирение и другие заболевания, связанные с питанием, – это не сознательный выбор.
Мамино поколение было далеко не первым, которое беспокоилось из-за «мусорной» или «переработанной» еды. Опасения начались еще до того, как переработанная пища стала ассоциироваться с бедностью. Хью Макдональд Синклер, отец науки о жирах и их метаболизме, беспокоился из-за переработанной пищи еще задолго до того, как Монтейру начал свои исследования, а моя мама стала редактором кулинарных книг. Синклер, харизматичный и эксцентричный оксфордский биохимик, в 1956 году написал письмо в журнал The Lancet, которое сам же Синклер назвал «самым длинным и грубым письмом из всех, что когда-либо публиковались в The Lancet».
В этом письме он связывал хронический дефицит незаменимых жирных кислот с раком легких, коронарным тромбозом и лейкемией. А этот дефицит, заявил он, был вызван высоким уровнем переработки пшеницы и производством маргарина: «Я не симпатизирую длинноволосым натуралистам, но смиренно умоляю больше думать и проводить больше исследований, прежде чем заниматься экстрагированием и «улучшением» пшеницы и производством маргарина, прежде чем навязывать широкой публике замысловатый комбикорм, который она покорно соглашается есть, ни о чем не подозревая».
Еще раньше, чем Синклер – в 1920-х годах – беспокойство о белой муке, выпечке и сахаре высказывала врач-педиатр из Чикаго по имени Клара Дэвис, выдающаяся – и таинственная – фигура мировой нутрициологии, с которой мы подробнее познакомимся позже. За сто лет до Дэвис, в 1820-х годах, появилась первая заметная научная публикация о вреде пищевых добавок и переработки еды: Death in the Pot: A Treatise on Adulterations of Food, and Culinary Poisons, and Methods Of Detecting Them («Смерть
И, думаю, можно смело заявить, что, когда примерно 6000 лет назад безвестный североафриканский пастух решил хранить молоко в коровьем желудке и случайно изобрел сыр, далеко не все обрадовались этой новой форме переработке еды, несмотря на явное повышение срока годности.
Разделить еду на переработанную и непереработанную просто невозможно. Попробуйте вспомнить хотя бы один продукт, который на самом деле не переработанный. Который можно есть целиком в сыром виде и который никогда не подвергался селекции. Пожалуй, несколько видов диких ягод, устрицы, парное молоко, некоторые грибы – и на этом все. Переработка еды началась уже через миллион лет после того, как люди отделились от шимпанзе. Отрубить топором кусок мамонтятины от туши? Это переработка еды. Готовка на костре? Переработка. Генетическая модификация культурных растений и животных путем селекции (люди освоили это раньше, чем письменность)? Переработка.
Скорее всего, именно из-за того, что практически вся наша еда так или иначе переработана, составители рекомендаций по питанию и не задумывались о влиянии переработки на здоровье. «Мусорную еду» считали вредной просто потому, что она содержала слишком много «вредных» ингредиентов – соли, насыщенных жиров, сахара – и слишком мало полезных.
В 2007 году, когда Монтейру пытался разрешить эту проблему, вышли две статьи, которые оказали значительное влияние на его и его команду. Первая, за авторством Майкла Поллана, вышла в New York Times и начиналась с широко растиражированных слов: «Ешьте еду. Не слишком много. В основном растительную»10. Поллан отмечал, что практически любая традиционная диета ассоциируется со здоровьем вне зависимости от того, что именно входит в его состав – французы, например, употребляют немало алкоголя и насыщенных жиров, а итальянцы – много пиццы и макарон.
Вторая статья, соавторами которой стали Дэвид Джейкобс, эпидемиолог из Университета Миннесоты, и Линда Тэпселл из Воллонгонгского университета (Австралия), вышла в куда менее известном журнале Nutrition Reviews. Называлась она «Еда, а не питательные вещества, является фундаментальной единицей питания», а речь в ней шла о необъяснимом на первый взгляд феномене: ряд хороших исследований показал, что некоторые продукты питания – например, цельные злаки, орехи, оливки и жирная рыба – снижают риск хронических заболеваний, но вот польза от их главной питательной составляющей – бета-каротина, рыбьего жира, витамина B и т. д. – исчезала, едва их извлекали из еды и начинали принимать в качестве препаратов.
Иными словами, пищевых добавок, которые помогают здоровым людям, просто не существует. Полезные питательные вещества помогают нам только тогда, когда мы употребляем их «в контексте». Рыбий жир нам не помогает, а вот жирная рыба – помогает. Да, это звучит невероятно, я знаю. Не существует никакой пищевой добавки, витамина или антиоксиданта, которые снижали бы риск смерти или даже любой болезни у здоровых людей. Практически все крупные независимые исследования мультивитаминов и антиоксидантов показали, что если они как-то и влияют на риск смерти, то только в сторону его повышения. Особенно это верно для витамина E, бета-каротина и больших доз витамина C11–13. Если вы понимаете, что вне контекста возможного авитаминоза пищевые добавки не работают, это значит, что вы начинаете понимать, что пищевые экстракты и еда – это не одно и то же. Вспомните, что мы говорили о гонках вооружений: еда – это сложно.