Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 7 (с иллюстрациями)
Шрифт:
Давай, Кадзуки! Еще безумнее!
Обезумей вконец и отмени всех, кроме себя!
Избавься от всех, и тогда ты сможешь сосредоточиться на Марии внутри себя!
124424-й раз
…Мария.
Как только я прокричал ее имя, мысли у меня в голове закрутились, как бешеные. Мозг буквально трясет, мне кажется, что я сейчас развалюсь на части. Эй, мозг, будь поаккуратнее со своим хозяином!
Однако воспоминание, пришедшее на смену боли, полно блаженства. Оно начинает проигрываться, как видео.
Тривиальное
Кажется, это было во время сезона дождей. Я был в квартире Марии, где пахло мятой.
С напряженным выражением лица я стоял на кухне и неуклюже готовил вытащенный из холодильника удон.
– Кадзуки.
Ее голос не был сильным и уверенным, как обычно. Ах… ну да. Мария единственная, кто зовет меня просто по имени. Только у нее есть такое право.
Чтобы ответить, я ушел из кухни, не положив палочек. Мария лежала в своей полутораспальной кровати, укрывшись одеялом по горло, и смотрела на меня; лицо ее было красным. На лбу у нее лежал пакет со льдом. Вряд ли правильно так говорить – ведь у нее сильный жар, – но сейчас она выглядела более миленькой, чем когда-либо.
– Что такое, Мария?
Она кашлянула и довольно улыбнулась.
– …Хи-хи, ничего…
– А? – я реально удивился: совсем не в ее характере звать меня без причины.
– Говорю же, ничего. Просто захотелось тебя увидеть… кха! кха!
Больше она ничего не сказала. Похоже, действительно она позвала меня только за этим.
Я вернулся в кухню, скребя в затылке. Закончив готовить удон, я отнес миску в гостиную.
Мария встала и, хоть и шатаясь от слабости, все же добрела до своей подушки. Сев на нее, она, однако, почему-то не взяла палочки, а лишь молча смотрела на миску.
– …Что-то не так?
– Просто кажется, что он очень горячий. Слишком горячий; даже если подуть, все равно есть нельзя.
– А, понятно. Ну, ешь не спеша, – ответил я. – Что? Чего ты дуешься?
– Какой же ты тупой. Вместо того, чтобы самому… кха! кха! …остудить их для меня. Какой же ты мужчина?
– Эмм…
Она говорит таким слабым голосом такие смелые вещи. Короче, она хочет, чтобы я дул ей на лапшу и сам кормил?
– …Ээ…
Эй, я же стесняюсь!.. Так ведь делают только парочки, у которых, ну это, любовь-морковь?..
– Быстрее.
– …Но я это… я стесня-…
– Быстрее, я сказала.
Похоже, она собиралась на меня так вот сердито смотреть, пока я не подчинюсь. Поэтому я сдался и сделал, как она велела.
Я взял своими палочками несколько лапшевин, подул на них и поднес ко рту Марии. Однако та есть не стала.
– …Эмм, что-то еще не так?
Она молча ухмыльнулась.
– Ты же не хочешь, чтобы я тебе сказал «скажи "ааа"», нет?.. – нерешительно спросил я.
– Кажется, на этот раз ты понял. Давай.
– …Скажи «ааа».
– Громче.
Вот блин!
– Скажи «ААА»!!! – и я выставил
Наконец-то она открыла рот и показала мне свой беззащитный, красный язык.
Должен признать, при виде такого ее лица мое сердце забилось сильней.
– Мм.
Она всосала лапшевины и, довольно улыбнувшись, сказала:
– Пресновато.
Вот же придира!
– Да, и остальное я съем сама, а то мороки много.
А несколько секунд назад она о чем меня просила?!
Однако Мария свою пытку только начала. Покончив с удоном, она принялась раздеваться. Внезапно. Без предупреждения.
Разумеется, под пижамой у нее ничего не было, кроме белья.
– Ч-что ты делаешь?! – завопил я, отчаянно отводя глаза.
– Моя пижама вся потная, потому что я ее не меняла весь день. Кроме того, я только что съела горячее. Ощущение такое отвратительное!
– Это еще не повод раздеваться у меня на глазах! Мария, ты что, от жара эксгибиционисткой стала?
– Ну, я, конечно, предпочла бы сходить в душ, но что если я там упаду в обморок? И потом, когда болеешь, душ неполезен. Поэтому, Кадзуки, оботри меня, пожалуйста, влажным полотенцем.
– …Т-ты шутишь, да? Посмотри на себя! Ты, блин, в одном белье! Тебе должно быть стыдно! В смысле, ты же девушка, да еще на год младше меня!
– Неважно. Давай.
Она стала не только придирой, но и извращенкой.
– А что если, эээ, а что если твоя голая кожа меня возбудит и я на тебя наброшусь?
– Не имеет значения – я все равно только наполовину в сознании и все забуду. Так что это не будет считаться.
Это звучит еще более неприлично!
– …Эхх… – глубоко вздохнул я, отказываясь взывать к ее разуму. Такой человек, как Мария, от своих слов не отступится. И потом, наверно, ей действительно было неприятно из-за пота. Наверно.
Наполнив таз горячей водой, я намочил в нем полотенце, выжал и приложил к худенькой спине Марии.
У меня перехватило дыхание.
А как еще я мог среагировать? Я видел ее белый лифчик, хоть и старался изо всех сил смотреть в другую сторону.
Гхх… кажется, я сейчас сорвусь.
– Думаешь, сейчас сорвешься?
– Ни фига! – ответил я.
Я бы не набросился на нее, даже если бы сорвался. Я не хотел заниматься сексом с Марией под влиянием импульса. Мария дразнила меня, потому что прекрасно это знала.
Черт побери… она вертит мной, как хочет, да? Блин…
Это манекен, начал я убеждать себя. Просто манекен. Манекен.
Когда я кое-как закончил обтирать ей спину, не свихнувшись по ходу, я перешел к остальным частям тела. Снова выжав полотенце, я принялся обтирать руки Марии.
Стройное тело Марии вовсе не обладало девичьей мягкостью. И ребра были отчетливо видны. Ее тело еще не созрело полностью.
– Гх…
Я невольно напомнил себе, что она не манекен. Мои руки застыли.