Пустынник Агафон
Шрифт:
— Как у вас там, на ферме, дела идут? — допытывался заготовитель Кушаков. — Какие показатели?
— Всякие бывают, — вздохнул дояр. — Главное, надои у нас еще слабоваты.
— Слабоваты, говоришь? Это плохо. Лодырей, небось, много?
— Не много, но есть...
Кушаков сдвинул кустистые брови.
— Побольше их работать заставлять надобно, — сказал он наставительно. — Очень хорошо о воспитательной роли труда сказал Энгельс. Мы на семинаре
Плановик вздрагивает, проливает чай на скатерть и конфузится.
— Я семинары не посещаю, — торопливо говорит он. — Я самостоятельно изучающий.
— Та-ак, ясно. — Кушаков посуровел еще больше. — Вот, Степан, что получается, когда к политучебе мы относимся формально, — обратился он к своему коллеге Каравашкину. — Пустякового вопроса не можем объяснить человеку. Попробуй-ка ты.
Каравашкин озадаченно молчит. Кушаков многозначительно хмыкнул.
— Не хмыкай, пожалуйста, — обозлился Каравашкин. — Меня, брат, этим не собьешь. Значит, так: Энгельс сказал, что... — И умолк.
Кушаков ехидно усмехнулся. В этот щекотливый момент в комнату вошел третий заготовитель — Дорошенко.
— Выручай, Грицко! — обрадовался Каравашкин. — Подскажи, будь друг, товарищу колхознику, что говорил Энгельс о труде.
— Эх вы, горе-теоретики, — пробасил тот, — а еще семинар посещаете. Так тебе, человече, что надо-то?
— Не мне, а вот им. — И колхозник указал на Кушакова и Каравашкина. — Они интересуются.
— Ну, ежели интересуются, тогда слухайте: Энгельс сказал... Отчетливо помню, записывал где-то в блокноте, а что писал, убейте, забыл.
Пока Дорошенко размышлял, Иван Силыч, страдая от мысли, что невольно причинил этим симпатичным людям столько хлопот, сделал попытку прервать томительную паузу.
— Насколько я помню, — смущенно начал он, — работа Энгельса называется «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека».
— Верно! — Каравашкин ладонью хватил себя по лбу. — Ай да папаша! Должно быть, семинар повышенного типа посещаешь?
Иван Силыч улыбнулся.
— Нет, я тоже вроде как самостоятельно изучающий, — сказал он.
Тут дежурная принесла чайник со свежим кипятком, долила самовар, и чаепитие продолжалось.
Я
(Истинное происшествие]
Обычная комната учреждения средней руки. Несколько канцелярских столов. На одном телефон. У телефона — взъерошенный мужчина. Он остервенело крутит диск.
— Мама? — кричит он.
— Нет, Наташа, — отвечает ему девичий голос.
— Вот не везет! Теперь Наташа какая-то...
В трубке слышатся частые гудки. Минуту спустя он снова набирает номер.
— Кто?
— Наташа.
— Опять вы? Слушайте, Наташа, — умоляюще просит взъерошенный. — Мне до зарезу надо позвонить домой, предупредить, что я задерживаюсь на работе и зайти за сыном в детский сад не смогу. Номер набираю правильно, а попадаю все не туда.
— Чем же я могу помочь?
— Даже не знаю. Раньше, я читал, в подобных случаях полагалось стучать по рычагу аппарата и орать: «Алло, барышня, заснули вы, что ли?!» А сейчас какие барышни? Сплошная автоматика.
— Да, подстанция нашего района работает по усовершенствованной шаговой системе. Давайте сделаем вот что: скажите мне свой номер, и я попробую справиться насчет сынишки. Как его зовут?
— Валерик. Спасибо вам большое. Запишите телефон...
Спустя пять минут заботливый отец звонит снова.
— Алло, Наташа?
— Нет здесь никаких Наташ. Это ты, Вася?
— Наконец-то! Прежде всего как с Валериком?
— За ним уже ушли. Не волнуйся. Звонила тут от тебя девушка. Ты, Вася, передай ей от всех нас спасибо.
— Обязательно передам. Эх, забыл ее номер записать! Ладно, позвоню еще раз к вам и наверняка к ней попаду.
Снова крутится телефонный диск.
— Наташа?
— Нет. Оптовая база «Росбакалеи».
Вася, яростно тыча пальцем в прорези диска, набирает еще.
— Филармония слушает, — пропел чей-то сладенький тенорок.
Вася застонал, громогласно высказал свое мнение об усовершенствованной шаговой системе и с треском кинул трубку на рычаг. Так и не удалось ему поблагодарить чуткую девушку Наташу.