Путь Базилио

Харитонов Михаил Юрьевич

— Инфаркт, — коротко сказал крот Бобе, закрывая петуху клюв. — Я думал, Валька от печени уйдёт, а вон оно как вышло. А всё равно — умер в бою. Ну хоть так, — он начал стаскивать с петуха свитер.

— Он кто? — спросил кот, коснувшись белых шрамов на гребне — на месте грубо сведённого партака.

— Командир отделения, — просто ответил крот. — Защёкин Валентин Павлович, спецназ Директории. Двадцать три командировки.

— Понятно, — протянул Базилио. — А чего он так? Служил бы.

Крот вытер лапой нос.

— Рапорт

на него написали. Штабные крысы дали ход. Выперли, наград лишили и военную прошивку ему грохнули. Всё продал, кое-что прошил обратно по нелегалу, ушёл к эсдекам наёмником. Там мы и познакомились. Хороший был командир, бойцов берёг. Себя не сберёг. Шерстяные его отловили. Разговорчики ходили, что продали его. Командиры и продали. Ну да кто теперь разберёт… Мы его через сутки отбили, живой был, только опоздали малешко… — он молча сдёрнул с мертвеца штаны. Кот увидел страшные шрамы на бёдрах, изуродованный пах, и всё понял про завершение половой зрелости.

— Вот после этого он и ушёл, — закончил крот. — Стал петь. Голос у него был. А я с ним. Не бросать же Вальку.

— И чего ж вы на ребилдинг бабла не собрали? — нахмурился Базилио. — Вы ж популярная группа. Или в Директории уже и денег не берут? Что-что, а эти погремушки ему бы в два счёта отрастили.

— Мы два раза на это деньги собирали. Валька всё пропивал нахрен. Говорю же тебе, в службе он разочаровался, а это не лечится. Ладно, хоть умер хорошо, с музыкой. Ну что, проводишь с нами командира? — кот кивнул. — Что из него будешь? Гребешок мой, — предупредил он сразу.

— Яйца бы съел, в каком-то смысле они у него были, — признал Баз. — А так — что положите. Потрошки какие-нибудь.

Подошла сука-подавальщица, крот дал ей ноги покойника, сам взял за руки, и они понесли труп на кухню, готовить последнее солдатское угощение.

Публика, немного отошедшая от всего пережитого, начала шевелиться. Зебра выбралась из-под раздаточного стола, и, пошатываясь, поплелась куда-то, смотря перед собой невидящими глазами. Енот, сидевший рядом с убитым собратом, тихо заскулил сквозь зубы. Выхухоль попытался было встать и снова сел — было слышно, как у него подломились коленки. Но уже было понятно, что все более или менее в себе, ситуацию понимают и хотят только одного — как-нибудь по-быстрому сделать ноги.

В воздухе висел кислый, перегоревший страх, а также стыд и срам, подкрашенные котовой вонью из сортирного проёма.

— Сидеть тут не будем, — предупредил кот. — Стошнит.

— В бильярдной накроем, — предложил Боба. — Или на кухне, там место есть.

— Сколько у нас в запасе? — решил всё-таки не затягивать с этим кот.

— Ночь, — оценил Боба. — Вообще-то, я так думаю, их не скоро хватятся, но кто-нибудь стукнет, — он скосил глаза на молчаливую толпу, уже потянувшуюся на выход. — Хорошее было место, — он обвёл взглядом закопчёные своды «Штей».

— Извини, что-ли, — кот положил лапу Бобе на плечо.

— Да

не за что, ты всё правильно сделал, — сказал обезьян. — Я что, не понимаю? Шерстянка так и так «Шти» у нас отжала бы. Через полгода максимум, а вообще-то раньше. Они сейчас всё под себя берут. А так — уйдём на красивом аккорде. Я давно хочу в Директорию свалить, — признался он. — Старенький я, мне бы клеточки перебрать и всё такое. А лучше перепрошиться. В орангутанга, — Боба сделал вид, что шутит.

— Ты понятно. Счета у тебя там в банке. (Мартыхай сделал каменную морду.) — А команда? Повара, охрана, прочие?

Боба махнул лапой, что могло означать разное.

— А хозяин ко всему этому как отнесётся? — продолжал любопытствовать кот.

— Да чтоб я знал его, — обезьян говорил, похоже, искренне. — Мы за норму работаем, нам каждый месяц минималку выставляют по баблу и по артефактам. Ни разу не ошиблись, кстати. Кто-то тут за нами хорошо смотрит… Ну да чего уж теперь-то. Против шерстяных не побузыкаешь. Хотя валили вы их смачно. Ну и я тоже поучаствовал, — добавил он не без гордости. — Кстати, ты не мог бы? — он протянул коту ту самую бутылку. — Чтобы ауры не осталось.

Кот поставил бутылку на стол, разбил её серией пикосекундных импульсов на мельчайшие осколки, потом сплавил их в однороную массу.

— Пожалуйста, — сказал он. — Это и тарзановские эмпаты не прочтут.

Тут из-за двери появился со склонённой головой Попандопулос, виновато волоча за собой гуся, из которого текло что-то неопрятно-розоватое.

Кот посмотрел на гуся в рентгене и покачал головой. Глистоед получил куда больше мужского счастья, чем смог выдержать.

— Да я чего, я ничего, — начал козёл, форсируя голос. — Да он мне сам — сильнее, говорит, сильнее. Вот я того… Вставил как следует. А у него там всё нежненькое такое…

— Пидор гнойный, — не сдержался крот.

— Кто гнойный? — тут же заелся козёл, с надеждой зыркнув на кота.

— Шёл бы ты отсюда, Септимий, — с усталым отвращением проговорил Базилио. — Далеко и надолго.

Крот смолчал, просто посмотрел на козла внимательно. Но что-то было в его взгляде. Что-то такое, отчего Попандопулос немедля заткнулся, бросил гуся на середине зала и поволокся к выходу.

— Жаль его. Внятный был барыга, — заключил крот.

— Грабил он вас, — напомнил Боба.

— Да я знаю. Кто чего будет? Хоть и умер плохо, а всё-таки гусь.

— Н-да. Надо оказать уважение. Основа гастрономическая, — подтвердил Боба.

— Мне печёнку, — обозначил свой интерес перс.

— Печёнка у него циррозная, — предупредил кротяра. — Хотя цирроз вкус даёт… Кстати. Как зовут-то?

— Базилио, — представился кот. — Можно Баз.

— Красиво. Я Карл. Позывной «Римус». Так и зовите.

— Тоже красиво, Карл, — сказал кот.

— А меня вы знаете, — резюмировал Боба. — Ну так чего? По первой, за знакомство?..