Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое
Шрифт:
– А вы – действительно?
– Да нет же!
– Ну тогда все в порядке. Если, конечно, я не веду себя назойливо.
– Да брось. – Отмахнулся Берт. – Идем. Какао не предложу, потому что нет. Чая вроде тоже нет. Есть кола.
– Спасибо, – жизнерадостно поблагодарил Эйнор.
Мальчик он был прехорошенький. Консьержка удивленно посмотрела на него и подозрительно на Берта, а через две минуты, расплывшись в улыбке, рассказывала Эйнору, как ухаживать за розой. Он, казалось, не шел, а порхал – по лестнице взлетал легко, не касаясь ступеней, замер у двери в номер Берта
– Я, если честно, удивлен, что у вас есть такие штуки, – искренне сообщил Эйнор. – Вы кажетесь таким серьезным человеком, здравомыслящим, это просто неожиданно, что у вас есть татуировки. Ну и еще вы так легко о них говорите.
– Чего так? В чем проблема-то? – буркнул Берт, сосредоточенно закатывавший рукав рубашки.
– Вы не испытываете сожаления, что сделали их?
– Честно?
Эйнор кивнул и преданно уставился на него.
– Я жалею, что поторопился, не подкопил еще деньжат и не сделал цветные. На нашей улице жил такой шикарный мастер, мог по паре слов нарисовать любую картинку точь-в-точь как надо и так ее нанести, что она оказывалась ровно на своем месте. Эх, жалко придурка. – Берт печально вздохнул и вытянул руку. – Вот такой он у меня красавец.
Эйнор жадно изучал ее.
– Я тоже хочу, – печально произнес он. – Не такую глобальную, а совсем небольшую штучку. Вот здесь, – он провел пальцем слева по груди.
– И? Тебе нужны деньги, но их нет?
– Нет, я не хочу делать это без благословения его преосвященства. А он его не дает. Говорит, что я юн и глуп и предлагает повременить еще год. Уже третий раз предлагает.
Он поднял на Берта печальные глаза – огромные, льдисто-серые, окруженные длинными и пушистыми ресницами – как у Горрена, – но куда более теплые и доверчивые.
– А ты все хочешь?
Эйнор решительно кивнул и принял степенную позу: выпрямил спину, скрестил ноги в щиколотках и сложил руки на коленях. Принялся осматривать комнату, но ему наскучило, и он снова перевел взгляд на Берта.
– Ну так спросишь на четвертый и пятый. Когда-нибудь любое преосвященство сдастся.
– Я тоже так думаю, – улыбнулся Эйнор.
– Если вам, конечно, это не запрещено, – походя заметил Берт и поставил перед ним бокал с колой.
– Не рекомендуется, – дипломатично поправил его Эйнор.
Угу, и легко можно представить, как многословно, с привлечением многочисленных аргументов, с взыванием к здравому разуму, благоразумию и скромности его отговаривают. Епископ Даг не производил впечатления человека, способного терпеть при своем дворе вопиющего юношеского безрассудства.
– Пусть будет так. – Отмахнулся Берт, отказываясь вдаваться в терминологические диспуты. – Между прочим, знаю я одного парня, Горрена Дага, и ты очень сильно мне его напоминаешь.
– Ну еще бы, -широко улыбнулся Эйнор. – Отчего я не должен напоминать вам своего дядю?
– Да ладно! – живо воскликнул Берт. – А преосвященству, который твой дядя, Горрен, который тоже твой дядя, кем приходится?
– Троюродным братом, кажется.
Берт уставился на него круглыми глазами. Схема не складывалась. Они должны
– Не понял? – процедил он.
Эйнор засмеялся.
– Что именно?
Берт попытался облечь в слова свой скепсис. Эйнор смеялся еще веселей, охотно участвовал в создании графика, на котором указывал ветвь Горрена, преосвященства и свою. Насчет простого «дядя» в отношении Горрена он погорячился, за что Берт в возмущении и пенял ему.
– Да какая разница, – отмахивался Эйнор, развлекаясь, – можно подумать, вам будет легче, если я каждый раз терминологически корректно буду называть его пятиюродным дядей.
– Четвероюродным, – сурово поправил его Берт. Ему самому было смешно.
– Но относится-то он ко мне вполне по-приятельски, куда лучше, чем к четвероюродному племяннику. Тьфу, язык можно сломать, а зачем?
– А вы часто видитесь?
– Не очень, у него куча дел.
– Кстати, а он с преосвященством так же близок, как с тобой?
Улыбка Эйнора немного померкла.
– Его преосвященство не так расположен к дяде Горрену, как хотелось бы. Они охотно общаются, когда без этого нельзя, обмениваются поздравлениями и подарками, не без этого, но их отношения слишком формальные.
– Вот как? И что такого натворил Горрен, что епископ Даг относится к нему с прохладцей?
Эйнор замолчал, допил колу и отставил бокал.
– Спросите у него, – посерьезнев, ответил он.
– Всенепременно, – задумчиво ответил Берт, кивая головой. Эйнор посмотрел на его предплечье еще раз, похмурился и встал.
– Благодарю вас за замечательно проведенное время, – официальным тоном, в котором угадывались искорки былого веселья, произнес он.
– Тебе спасибо, за заботу и все такое, – отмахнулся Берт, поднимаясь. Он хлопнул Эйнора по спине, спросил: – Звонить и спрашивать, хорошо ли доехал, надо, или ты достаточно благоразумный? А то я, знаешь ли, и волноваться могу начать.
– Да бросьте, подворье совсем недалеко, и путь спокойный.
– Ну тогда до встречи, малыш. Был рад с тобой познакомиться поближе.
Эйнор снова улыбался.
Берт все-таки прогулялся к окну в холле, выглянул из него, смотрел, как Эйнор усаживается в машину, отъезжает. Затем хмыкнул. Вернулся в номер.
Епископ Даг не преминул спросить Берта, что он думает о «молодом человеке, который вчера отвозил вас в гостиницу».
– Восхитительно романтичный молодой человек. В позитивном смысле, не в готическом, – охотно сообщил Берт.
– В девятнадцать лет можно позволить себе некоторую толику идеализма, – вроде как в сторону заметил епископ и рассказал немного о своей сестре, которая с огромной радостью установила, что ее единственный ребенок с удивительным интересом изучает все, что связано с церковью, с азатром учится в воскресной школе, участвует в служениях и прочее. Когда старший брат предложил забрать Эйнора под свое крыло в епископат, она обрадовалась, но, что куда более отрадно, счастлив был и мальчик. С тех пор он прислуживает при церкви, помогает в архиве, разумеется, епископу. Взрослеет. Почти не меняется.