Путь домой. Книга вторая
Шрифт:
Надо было держать точно на юго-запад, чтобы до настоящих холодов перевалить Аппалачские горы и зазимовать на их западных склонах. Потом — Великие Американские Равнины и Кордильеры… Впереди были месяцы и месяцы пути — и странно, но мысль о них порождала не ожидание тяжестей и бед, а странно-зовущее чувство, похожее на далёкий, еле слышный звук трубы…
«Дорога растворила меня в себе,» — вспомнил я слова, прочитанные в дневнике Лотара (я иногда доставал его и перечитывал местами, или рассматривал рисунки). Да, это, кажется, так… Если представить
«Зато тут сплошное веселье, — не без иронии подумал я, не переставая внимательно вглядываться в лесные заросли, однообразно-красивые, мимо которых мы шли; именно в этом однообразии могла таиться опасность. — Надо у Вадима спросить, как он думает — похоже это на книжки про Зверобоя?… Хотя — у Вадима я ничего не спрошу. Я его вообще долго не увижу. Или не увижу вообще.»
— Пора на ночлег устраиваться, — подошёл ко мне Раде, шагавший в головном дозоре. — Там Мило с Видовым хорошую полянку нашли…
— Ну если уж полянку… — вздохнул я, поворачиваясь к Йенсу. — Фергюс с Димкой не подошли? — они ушли — точнее, свернули — на охоту и пока что не появлялись.
— Подойдут, — со спокойным оптимизмом откликнулся немец…
…Полянка, найденная сербами, в самом деле оказалась что надо. Ручеёк протекал неподалёку, и скоро запылал костёр, в центр которого победоносно водрузили здоровенный, похожий на осьминога, смолистый пень — так, что готовить оказалось возможно лишь с краю, подальше от свистящего пламени. Я умиротворённо наблюдал за всем этим, не принимая в разбивке лагеря никакого участия, поэтому первым «засёк» Фергюса и Димку. Они тащили оленя и вещмешок, набитый чем-то так, что горловина не затягивалась.
— О, — заметила Линде, — мы думали, что вас покрадали индейцы.
— Украли, — добродушно заметил Димка, одновременно сбрасывая с левого плеча свою часть жерди для переноски оленя, а с правого — вещмешок, из которого раскатились бурые, в комочках приставшей земли, клубни в пол-кулака размером.
— Ёлки-моталки! — завопил Басс. — Картошка!
— Жаль, Лидка не попробует, она мечтала, — заметил я и невольно громко сглотнул, вызывав общий смех — рот наполнился слюной. — Ну что? Пюре не сделаем, так хоть испечём! Ленка, доставай соль!
— «Ленка, доставай соль»! — заворчала Власенкова, раздёргивая горловину вещмешка. — Ленка, доставай сахар, доставай кофе, доставай то да сё… А о зимовке, между прочим, одна Ленка, похоже и думает. Остальные жрут!
— Первую зиму мы тоже поздно готовиться начали — и ничего, перезимовали, — лениво возразил Олег Крыгин, — ладно тебе, Лен…Здесь и зимы должны быть потеплей, чем у нас…
— Может, кто-нибудь поможет мне с оленем? — в пространство спросил Фергюс, свесив между колен окровавленные руки с финкой.
— Не порть шкуру! — всполошилась Танюшка. — Погоди, я сейчас! Вообще подвинься! — она решительно потеснила ирландца. — Давай
…— Долой, долой туристов,
Бродяг-авантюристов, — напевал Басс, -
Представьте, в магазинах не стало ни шиша!
Не стало ни тушёнки,
Ни пшёнки, ни сгущёнки -
Сожрала всё проклятая
Туристская душа…
— Спроси у них про душу, — поддержала Танюшка, -
Они тебя задушат,
Спусти на них собаку -
Они её сожрут… Эх, как мы с Ленкой Рудь и с Кристинкой пели… — она горько улыбнулась. Йенс, выкатывая из пепла картофелину, как-то удивлённо сказал:
— Я сам раньше к вот этому… ну, как бы народному творчеству… я к нему равнодушно относился. Отец большой любитель у меня… был? есть? — он улыбнулся. — Вот и запало кое-что в память. А сейчас здесь жалею, что мало запомнил. Что-то во всём это… такое, — немец вздохнул снова и начал перебрасывать дымящуюся картофелину с ладони на ладонь.
— А мне, если честно, всегда нравились народные песни, — вдруг сказал Раде. — У нас в сёлах их до сих пор часто поют, — он улыбнулся растерянно и признался: — Только я не умею.
— Давайте есть, ребята, — тихо позвала Ленка. — Всё готово.
Я проснулся рывком, сразу. Было, судя по звёздам, около двух ночи. Рассыписто рдели угли на месте костра. Обострённым чутьём я ощутил — часовые не спят, все на местах. Было прохладно, но не настолько, чтобы проснуться. В чаще похрустывали ветки, потом истерически зарыдал филин, забился, захохотал, как сумасшедший. В просвете древесной кроны черкнули небо сразу несколько звёзд. Мне вспомнился прошлый август, степь за Каспием и вот такие же звездопады… Как там Кристо? Живут ли они всё ещё в нашей карпатской пещере, или ушли куда-нибудь? Жив ли вообще?
Так. А чего это я всё-таки проснулся? Выспался? Нет, кажется, нет. Не от холода тоже… Не от звуков… Ни от чего.
Плохо дело. Откинув одеяло, я сел, подтянул ворот куртки. Нашарив одним движением дагу, сунул её за стяжку штанов и встал.
— Ты куда? — тихо спросила Танюшка.
— Часовых посмотрю, спи, — так же еле слышно выдохнул я. Танюшка, кстати, и не просыпалась. Это так был, контрольный вопрос.
Я подошёл к углям, постоял возле них, полузакрыв глаза и прислушиваясь. Потом двинулся в сторону часовых.
Яна я не нашёл и на несколько секунд впал в обалдение, но меня стукнуло по голове веточкой и, вскинувшись, я обнаружил, что поляк этаким невозмутимым древесным грибом-наростом устроился на широченной ветви точно надо мной.
— Ну и?… — прошипел я. Поляк ответил:
— Вшистко тыхо естем.
— Можешь не переводить, — отрезал я и свернул в сторону, давая кругаля в те места, где должен был находиться второй часовой.
Бесшумно ступая, я подумал, что там давно пропорол бы себе босую ногу. А тут не то что пропороть — я сучки и ветки словно бы заранее чувствую… Так, а чем это у нас Видов занимается?