Путь дурака
Шрифт:
– В каждый-каждый унитаз
Ты смонтируй фотоглаз.
Будешь знать, моя зазноба,
У кого какого цвета жопа.
– Ой, мама, а ведь ругаться нехорошо.
– Но ведь это стихи. И все поэты матершинные стихи писали, а я чем хуже?
А зачем все это?
– Глупая, ты ничего не понимаешь! Эти стихи я написала про директора нашего института «батяню», Морозова, то есть.
– А почему его зовут «батяня»?
– Ну, потому что он такой институтище на себе тянет, - немного задумавшись, ответила погань, - заботится
– А-а-а… - неопределенно протянула Рыба.
– Ну, а еще он нам здание новое такое отгрохал. Вот за это ему спасибо огромное! Молодец, тятя!
– А зачем старое здание было плохо?
– Да ты что?! Это же курятник какой-то был. Старый двухэтажный, прогнивший такой. А он нам новое шестиэтажное здание построил. Выбил деньги где-то, ты представляешь?! При нашей-то бюрократии, при совке! Да ему просто памятник за это поставить надо! Прямо при его жизни! Перед входом в этот институт! Молодец, батяня!
– Слыш, мам, а может тогда не стоит про него такие стишки писать, если он такой хороший? А?!
– нет!
– Тут - же наотрез возразила погань. Писать надо, но про другое!
– А про что-же?
– Ну, видишь-ли, тепушка, тут однажды такая история произошла… - стыдливо замялась поганая.
– Какая история?! Ой, расскажи, мне интересно!
– Тебе рано еще об этом знать!
– Ну, мам!...
– Ну, ладно уж, так и быть! Слушай!...
Еду я как-то раз на лифте в нашем институте. А лифт у нас такой просторный с зеркалами, да еще и по заявке на любом этаже останавливается. Ну вот. Еду я, в зеркало смотрю на себя, прихорашиваюсь. А я, знаешь-ли, если хорошо накрашусь, да причесон сделаю, да в туфельках - так просто любо-дорого смотреть! Красавица - да и только! Меня иногда даже первой красавицей курса называли.
И вот останавливается лифт и в него батяня заходит. Один. В костюмчике такой, весь из себя, надушенный, деловой, подтянутый. Ну, я вида не падаю, еду дальше, а он, как только двери закрылись - сразу ко мне подошел и говорит:
– Танечка! Ты сегодня так хорошо выглядишь! А не зайти ли тебе ко мне?... На рюмку кофе?!
А я в тот же миг почувствовала на своей, так сказать… ну это… ну как его там?
– Ну, говори, не тяни!
– Выпалила Рыба.
– Ну, в общем, заднице, прикосновение его руки…
Поганая заткнулась и , залившись краской, уткнулась в вязание.
– Ну, а дальше что?!
– Ну, что-что? Я его руку как отшвырнула! Да чуть пощечину ему не влепила, слава Богу, сдержалась. А сама ему отвечаю: «А рюмку в другом месте распивают, это во-первых. Во-вторых - не ты, а Вы, а в третьих, руки распускать неприлично!»
Он немного опешил, но «проглотил», а сам говорит: «Ну, как хочешь, я-ж ведь хотел как тебе лучше. Я слышал, ты мать-одиночка. Ребенку хотел твоему помочь. Ну раз так…»
Тут лифт остановился на моем этаже и я пулей выскочила из лифта, чуть не сбив его с ног. А сама
– А за что?
– Наивно спросила Рыба.
– А за то, что он намекал на то, чтобы мне с ним переспать.
– А почему?
– Потому, что ему так хочется! Да на наш институт пора уже вешать красный фонарь!
– А зачем?
– А затем, что это уже не институт, а дом терпимости какой-то! С каждой красивой бабой он уже по двести раз переспал! И каждую облагодетельствовал.
– А как это?
– Ну переспит с ней, а потом премиальные или поквартальные ей повышает, поблажки им всякие-там дает, даже если они весь день ничего не делают, бьют баклуши.
– О! А вот бы нам так! Мы бы мне аквариум с рыбками купили и коньки и канареечек!
– Ой, да мы и без этого как и без этого как-то жили! Но с тятей трахаться? … Ни за что на свете! Пусть я лучше буду нищая, но только не это!
– Почему? Ведь с зэком - Жориком и пьяницей - «Котом» ты так делала! За просто так.
– А ты откуда знаешь?
– А я за вами подглядывала: что это за шум такой странный?
– Ах ты бесстыжая!
– Это вы бесстыжие, что при мне такими делами занимались.
– А почему ты подглядывала?
– А почему ты из-за денег с Морозовым не хочешь так делать? Он ведь хороший. Он же лучше этих твоих пропойц, один из которых тебя чуть не прирезал!
– Ни за что!
– Ну мам!
– Никогда!!!
– Хочу рыбок, хочу коньки, хочу…
– А я не хочу делать с ним за деньги!
– Ну почему?!!
– Потому, что он уже весь институт на хую перетаскал! Я не хочу быть частью этого борделя!
– Размахивая спицами, орала поганая.
– А подстилкой у Жорика - зэка быть лучше?!
– Зато у него я единственная! Я у него одна.
– Ну и что с этого толку?
– Слушай, отстань от меня пожалуйста!
– Ну мам…
– Отстань!!!
– Поганая бросила свою паутину и с воем ломанулась на кухню.
«Что за ребенок?! Что за ребенок?!!
– Слышалось ее протяжное причитания.
– У всех дети - как дети, а у меня?!...»
Рыба снова стала долбить по пианино, недоумевая по поводу погани.
* * *
– Ах!!! Хорошо!... О!... Еще!
– Доносилось из кабинета директора.
– О-о-о!... А-а-а!!!
На директорском огромном столе была разостлана куча документов и чертежей. Поверх нее возлежала Лена Мамаева в одном лишь лифчике и приспущенных чулках с растрепанной прической и поплывшим макияжем, а поверх нее взгромоздился своим здоровым пузом сам «батяня». Потный, до самой лысины, в одной лишь рубашке, он напористо долбил своим ялдаком ее кунку. Стол сотрясался от его мощных кабаньих движений. Документы «конвеером» съезжали с него и падали на пол. Он сам, да и Лена Мамаева почти уже ничего не соображали. И вдруг в самый накал страстей, в момент максимального пика эмоций в кабинет постучали.