Путь дурака

Сикориский Сотилиан

Все в этом мире делится на две части: на женское и мужское, черное и белое. И одна из этих частей слабая, другая — сильная. Сильную часть развивают в себе сильные мира сего. Слабую — все остальное большинство, слепо подчиняющееся идиотским законам, написанным сильными. Слабым закрепляют слабые программы, сильным — сильные. Слабым может быть действие, эмоция, продукт питания. Поэтому Рулон в каждом моменте своей жизни стремился отследить сильную часть, и особенно внимательно он относился к своему питанию.

Он давно уже забыл, когда с удовольствием обжирался вредной

пищей. Мысль о четырех ногах под одеялом ничего не вызывала у него. Красивая одежда, телевизор, прочая суета давно наскучили ему. Былая алчность к деньгам постепенно затухала, и хотя он иногда по привычке и прокручивал небольшие операции, но плоды их оставляли его равнодушным.

Конечно, он еще не был оторван от мира прославленных форм: интересная книга или какой-нибудь шедевр звукозаписи ненадолго увлекали его воображение, но только тогда, когда это совпадало с его неудержимым стремлением к развитию.

Бывало, конечно, что красивая безделушка или лестная похвала захватывали его воображение, но после этого появлялось какое-то чувство гадливости, никчемности всех этих соблазнов.

К Марианне его тянуло нечто иное. Общение с ней давало ему жгучее чувство, испытываемое в школе, в своем кошмарном прошлом, запечатлевшемся в памяти, как яркое сновидение, где кипела жизнь и борьба за существование.

Да, ощущения борьбы манили его, но притягательность ее была не в самом акте, а в тех острых переживаниях, которые она вызывала, кидая его существование в иной мир, полный приключений и тайн, чарующих своей не наигранной правдой.

Если можно так сказать, это какая-то своеобразная романтика. Но нет, ее героем ему быть не хотелось. Он желал созерцать, оставаясь в стороне от дела. Но ощущать его, входить в это пьянящее чувство стресса, когда, придя домой, с содроганием вспоминаешь, что с тобой было. Как после удивительного сна просыпаешься в повседневной будничности. Эти иллюзии еще притягивали.

Он понимал их подлинный смысл, зная все закономерности развертывающихся событий, видя роли соучастников представления, в котором ему приходилось быть актером, порой опускаясь до самых низов скотства этой Божественной драмы.

Но отрадно было вдвойне, когда после всей грязи, выплеснувшейся в твою душу, начиналось воскресение к светлому счастью истины. Тогда Рулон ясно осознавал верность наставлений Марианны, дававших не уходящее блаженство осуществляющим их.

Становилось просто больно и обидно за людей, которые в своем невежестве жаждут насладиться этой мерзостью, рвутся к ней, восхваляя ее, придумывая предлоги, чтобы задушить в себе позывы, зовущие к правде, свету и высшему благу. И оно даже недоступно воображению тех, кто закостенел в своей приверженности к сладким плодам этого мира.

Становится подлинно ясным весь обман приходящих чувств и ложных радостей, сменяемых болезненной скорбью.

Голубой король (PLUS)

Поздно придя в школу, когда уже начался первый урок, Рулон прошелся по тихим коридорам, пахнущим свежей краской, известкой

и дустом, и подошел к двери класса, где должен был идти урок биологии. Он заглянул в класс. Биолог что-то выкрикивал. Ученики ерзали и шумели. Появление Рулона усилило беспокойство в классе.

— Рулон, заходи!

— Здорово, Руля! — раздались радостные крики.

— Сколько ты еще будешь опаздывать! — заорал биолог. — Быстро садись, подлец!

Рулон зашел и сел на свое место. Марианны, как всегда, не было. В это время в школе она появлялась крайне редко. Рулон решил, что начнет медитировать или нарисует на парте голую жопу.

Но, увидев, что на столе лежит учебник, решил его полистать. Он увидел картинку, изображающую мозг, и стал ее разглядывать и читать параграф о строении мозга. Сперва он пытался читать осознанно, т.е. одновременно ощущая тело, дыхание, концентрируясь в межбровье, да еще краем глаза видеть, что происходит в классе. Но скоро он зачитался, забыл о своем намерении и выпал из реальности.

В книге он вычитал о том, что в мозге есть центры удовольствия и центры страдания. И его осенила мысль. Ведь человек всю свою жизнь ищет способ щекотать центр удовольствия и боится, чтоб не включился центр страдания. И на этом его ловят, начинают программировать с детства. Когда он делает то, что нужно родителям, то они его гладят по голове, дают конфетку, т.е. связывают какие-либо свои дурацкие установки с центром удовольствия. Формируют у ребенка условный рефлекс, как у собаки Павлова. А когда он делает что-то не то, что им нужно, бьют, ругают, т.е. связывают у него в мозгах эти действия с центром страдания, называя все это воспитанностью, совестью и прочими словами. Но на самом деле они растят зомби, всего сотканного из подобных условных рефлексов.

Размышления Рулона прервал биолог, который треснул его по башке указкой, крича, чтоб он немедленно отвечал. Немного ошеломленный, Рулон встал и не знал, что сказать.

— Сегодня ты получишь кол, раз ты ни хрена не знаешь, — закончил он свою тираду.

Рулон сел на стул и сразу подскочил, закричав от боли, так как, пока он стоял, ему успели заботливо наложить кнопок и иголок под зад.

Биолог снова стал орать на него. Рулон стряхнул кнопки, сел и подумал: «Как все-таки опасно быть неосознанным и терять бдительность».

Сев за парту, он снова стал листать книгу. Он вычитал, что железы у людей выделяют различные вещества и от этого люди бывают тощими, толстыми и т.д. Рулон подумал, что не только физическое тело, но и психика также зависит от этих веществ. Чуть больше одного вещества — человек будет бабником, чуть меньше — и он станет фригидным. Что от этих веществ зависит активность и пассивность, ум и глупость. Наверное, если вещества как-то гармонично выделяются, то и человек будет счастлив и удачлив, если нет, то будет у него все не удаваться. От размышлений его отвлек дикий смех класса. Рулон поднял голову и увидел, что биолог объясняет что-то про половые органы и размножение. Увидев, что ученики не могут спокойно воспринимать эту тему, биолог решил закруглиться.