Путь дурака

Сикориский Сотилиан

После этого стал считывать мысли у людей. Они писали цифры на доске, а потом он водил их по залу, взяв за руку, и называл цифру. Затем показывали всем доску, на которой были написаны эти цифры. В зале сидело несколько критичных людей, которые стали кричать, что это подтасовка, что такого не может быть.

Тогда Ламсадзе подшутил над ними и сказал: «Возьмите эту доску и охраняйте ее. А я буду отгадывать цифры». И хотя новых цифр никто не писал, а на доске остались старые, уже отгаданные, эти Фомы неверующие заломились на сцену и стали со всех сторон закрывать эту доску, чтоб он никак не мог посмотреть

на нее.

Тогда он им сказал: «Смотрите, как вы невнимательны. Ведь мы и не писали новых цифр, а старые я уж знаю. А вы охраняете эту доску». Но это их не успокоило, хотя над ними потешался уже весь зал.

— Давайте вы напишете цифры, а я их отгадаю, — предложил он критиканам.

— Хорошо, — согласились они.

И написали вместо цифр слово. Он взял одного из них за руку и повел по залу. Пройдясь три-четыре раза по сцене туда-сюда, он ответил: «Вы хотите меня обмануть и думаете мысленно о цифре 5, но на доске написано слово «слон».

Так оно и оказалось. Зал был в восторге, но критиканы так и не хотели угомониться. В конце представления Автодиллу стали задавать разные вопросы.

— Не становится ли плохо вашей ассистентке после этих сеансов? — спросила одна женщина.

— Ей становится все лучше и лучше, т.к. я даю ей установку на хорошее самочувствие.

— Пьете ли вы водку? — спросил один мужчина.

— Нет, я пью только воду, так как я могу выпить водку и не опьянеть, а могу выпить воду и опьянеть, по желанию. И мои жены говорят мне, что тогда лучше пей воду, так как вода дешевле, — пошутил он.

— А может ваша ассистентка стать такой же, как вы?

— Если она станет такой же, как я, то она перестанет быть моей ассистенткой и сама начнет делать что-то свое, ибо не могут быть вместе два одинаковых человека.

— Но разве вас не будут связывать привязанность и дружба? — возрази-

ли ему.

— Хотя они и могут связывать нас, — ответил Автодилл, — но ей лучше будет поступить вопреки им. Так как иначе мы останемся вместе, она не сможет развиваться дальше и проводить в мир то, что должно ей проводить, ведь привязанность — не самое высшее в мире.

По окончанию выступления Рулон подошел к Ламсадзе и попросил научить его гипнозу и телепатии.

— Научиться этому очень трудно, потому что нужно много упорства, — сказал ему Ламсадзе.

— Вы же знаете, — сказал Рулон, — я целыми днями занимаюсь и буду заниматься еще больше.

— Ну ты, молодец. Концентрируйся в межбровье по два часа в день. Это начало. На следующем этапе старайся убрать свои мысли, и ты начнешь чувствовать океан человеческих мыслей. Потом тебе предстоит научиться настраиваться на человека, мысли которого тебе нужно узнать. Легко, когда ты держишь человека за руку, но если человек далеко, то нужно испытывать к нему чувства, например любовь. Но и ненависть настроит на него точно так же. Тогда ты сперва будешь чувствовать человека, его настроение, а затем знать его мысли, и в дальнейшем ты даже сможешь узнать его будущее и прошлое. Но для этого нужна очень длительная практика, опыт. Без этого просто ничему не научишься. Объяснить это трудно, нужен путь.

— А почему вы ходите по залу вместе с тем, у кого вы хотите узнать мысли?

— В момент поворота, — сказал Ламсадзе, — человек

становится бессознательным, отвлекается и забывает хотя бы о том, что он хочет изменить свои мысли. Например, чтоб обмануть меня. И тут я получаю информацию.

— А как вы гипнотизируете людей?

— Для этого учитесь внушать им что-нибудь. Если вы научитесь внушать что-то людям, даже самое простое, например, за кого голосовать, какую одежду носить, тогда, если расслабить человека, настроить его, то можно будет уже ввести его в гипноз, усыпить его и внушить ему все что угодно. Самое главное — помните, нужно расслабить и настроить человека на внушение, например, вера в Бога, силу гипнотизера, исцеление является такой настройкой.

На этом мы попрощались с Ламсадзе. Рулон целый вечер ходил и, резко поворачиваясь, старался сохранять сознание и отключенный диалог. Затем он просто сидел и, поворачивая голову, делал то же самое. Рулон и раньше концентрировался в аджне — межбровье, — а теперь он стал концентрироваться по два часа — до боли в голове. От этого его сны стали очень яркими и даже реальнее, чем явь. Он постоянно настраивался на людей и стал улавливать их настроение, особенно если он слышал их голос или видел их. Для этого он постоянно в общении прислушивался к тем ощущениям, которые вызывали в нем эти люди.

Игра обмана (PLUS)

На следующий день, все еще находясь под впечатлением последней встречи, Рулон почувствовал, как его потянуло к Марианне. Он почувствовал в груди какое-то сильное влечение, это ощущение повторялось неоднократно. И теперь он знал, что скоро произойдет встреча с ней. Как будто в этот миг натягивались невидимые нити, пытаясь соединить их души.

Рулон собрался и направился домой к своей нежной подруге. Он шел по улице, внимательно наблюдая за всем происходящим, чтоб не попасться в лапы к кому-либо из своих недоброхотов.

Марианна была одна. По ее отрешенному виду Рулон понял, что она занималась йогой. Это было ее любимым времяпрепровождением, дарующим замечательные качества и главное — способность держаться на высоте во всем окружающем свинстве.

— Ты, как всегда, вовремя. А то сейчас придет один покупатель, — сообщила она Рулону.

— И что же мы ему толкнем? — поинтересовался Рулон.

— Да одну девчонку. Он по уши влюбился в нее.

В торговле Рулон поднаторел еще в школе, но продажа людей, как ни странно, всегда вызывала в нем отвращение. Наверное, это было результатом общественных шаблонов. Он ценил Марианну за разумное отношение к вещам.

Она не была любительницей собирать барахло и, подгадывая нужный момент, сбывала лишнюю выходящую из моды вещь частенько дороже, чем приобретала, и на вырученные деньги покупала новую за дешевую цену. В итоге такого круговорота у нее не было ничего лишнего и имелось все необходимое. К тому же в ее руки попадал приличный барыш от умелой перепродажи. Она никогда не брала то, чего нельзя было бы выгодно реализовать, и без сожаления расставалась со всем при удобном случае. Такая беспристрастность к формам бытия устраняла всякие страдания и зависть по поводу того, что есть у других. Трезвый взгляд на мир позволял ей правильно ориентироваться.