Путь дурака
Шрифт:
– Эй, засранцы, - скомандовал дед, - тащите на руках этого слюнтяя.
Проклиная все на свете, пришлось тащить еще этого мудака.
– Падла, сволочь, получай!
– стали бить его молодые, когда дотащили до казармы.
– Говно, из-за тебя я чуть не сдох
– Только еще свались, паскуда, - доносились реплики в его адрес.
– Три наряда ему вне очереди, - бесился дед.
После этого Девочкина долго долбили и били, заставляя выполнять всякую грязную работу. Но у него все валилось из рук, ничего не получалось,
– Пидор, сука, мразь, да я тебя убью, - бесился дед, пиная его сапогами.
– Что ноешь? – спросил другой, - давай его учешим, это же Девочкин, он у нас Девочкой будет.
Затащив в туалет, деды его начали бить, затем один пнул его под дых, Девочкин загнулся. Тут дед обхватил его шею рукой и зажал под мышкой, душа его. Другие сорвали штаны и придушенного стали ебать в жопу хором.
– Ух, сука, давно бабу не видел, - кряхтел здоровый Бугай.
– Говно, месяц назад последнего пидерасили, - отозвался низкорослый щуплый Ханурик, - потом мы ему в жопу швабру вставили и заставили летать. Ща он на больничке отдыхает. Ух, классно он у нас самолетом был, бегал по тубзику с выставленными в стороны руками и жужжал.
После экзекуции Девочина толкнули под колени и поставили на колени на грязный пол.
– Все, сука, выбирай: или мы тебя сейчас примочим или ты за щеку брать будешь.
– Не бойся, - сказал кривозубый Ханурик, - твоей маме напишут, что ты погиб смертью героя.
– Давай, пидарюга позорный, бери конфетку, - заорал Бугай, разжимая ему пасть ножом и пихая туда запачканный в говне хуй.
– Давай соси, козел, не то зашибу, понял?
Сломленный Девочкин стал запуганно сосать измазанный в говне член.
– Сука, все, теперь мы тебя каждую ночь хором ебать будем, - заорал Кривой.
Тут Девочкин захрипел и стал откашливаться, сплевывая сперму.
– Все, - сказал, отходя от него довольный Бугай, - я ему в рот наспускал.
– Теперь у меня бери, пидор, - сказал Ханурик, запихивая ему в ебальник свою пипетку, - соси, понял?! А то зашибу.
Через минуту он вынул письку и стал кончать ему на рожу, опрыскивая вонючей молофьей ебло Девочкина.
– Все, ничтожество, вот тебе и масочка для лица, ты же Маня и должен хорошо выглядеть, - глумился он.
– Дайте-ка я ща его в рот выебу, - засуетился Кривой, - все, паскуда, хуесос вонючий, соси-ка у меня, падла, не то повешу…
Так продолжалось еще долго, пока Девочкин, уже еле соображая, не повалился на пол, шо коли двинул, паскуда, - заорал Бугай, - давай-ка его обоссым, - при этом он достал свой пенис и стал орашать его мочей, другие присоединились к нему.
– Вот, на, умойся, ублюдок, - заорал Ханурик, мочась ему на рожу.
– Все, гандон, теперь я тебе всегда буду на рожу срать.
– А я ему буду в рот ссать, - заорал Кривой.
– Да он вообще будет говно есть, - бесился Бугай.
Тут
– Что оклемался, падла? Давай, читай присягу, засранец, - глумился Кривой, - я готов стойко переносить все тяготы и лишения военной службы…
Сплевывая текущую изо рта молофью, Девочкин тупо стал повторять за ним слова присяги, а потом заплакал.
Деды, смеясь над ним, выперлись из туалета.
– Так, молодые, проследить, чтобы эта ваша Маня привела себя в порядок и не шараебилась по казарме, не то я всех отчешежоплю, - командовал Бугай.
Утром Девочкина обнаружили в туалете с перерезанными венами.
– Сука, хлюпик, кони решил отсюда двинуть, - бесился Кривой, - не выйдет! Я тебя еще петушить буду, пидарюга позорная. Давайте его скорей в медсанчасть вены зашивать.
– Дезертир, Родину защищать не собираешься, падла? Под трибунал пойдешь!
– бесился Бугай.
– Эх, опять без дырки нам тут торчать, - сокрушался Ханурик.
«Да, - подумал Рулон, - отсутствие реализации сексуальной энергии может приводить к такой жестокости, как это было еще у католических монахов, которые организовали инквизицию. Все войны, резня, драки возникают от скопившейся энергии, которая превращается в яд. Но никому до этого нет дела. Тут нас делают зверьми, мы готовимся к войне, мы становимся орудием убийства. Вся наша жизнь – это война и подготовка к войне, а о развитии никто не хочет и думать, но я должен использовать эту ситуацию для просветления. Я должен не отождествляться с физическим телом и смотреть на себя со стороны».
Капитан Канарейкин на собрании сказал солдатам, что если его не признают дураком, то отправят в дисбат. Это чтобы всем не повадно было так себя вести. Рулон понимал, что они хотят так всех запугать, чтобы люди продолжали мучиться и боялись выйти из этой дурацкой игры путем самоубийства.
«Почему мы не можем покончить с жизнью, - думал Рулон, - ведь это право человека, право на смерть, мы рабы и нам не дают даже умереть, ведь нас нужно эксплуатировать».
Рулону очень нравились мысли о смерти. Он и сам был не прочь поголодать деньков этак шестьдесят и спокойно с молитвой отправиться на небо.
Часто перед сном Рулон представлял трогательную сцену, что он лежит в гробу и спокойно отходит в вечность. Он представлял, как его тело медленно разлагается, рассыпаются в прах кости и он исчезает, становится пылью. От этих состояний становилось спокойно и радостно.
Однако он знал, зачем он здесь, и старался быть сильным, чтобы выдержать все испытания, чтобы его не отпетушили или еще как-нибудь не покалечили, как других. «Деды» могли запросто отбить почки или еще что-нибудь. А где-нибудь в Афгане могли и совсем прибить, а домой написали бы, что он погиб смертью храбрых, защищая Родину. Так у нас любят делать очень часто.