Путь дурака
Шрифт:
Любовью мы за жизнь заплатим,
Но вкус к желаньям не утратим.
Если кто-то чем богат,
Друг тогда он нам и брат.
Раскроешь щедрость в их сердцах,
Чтоб мудрость пробудить в глупцах,
Просить не надо уставать,
Не то устанешь ты давать.
Себя не надо здесь терять.
Все — общее, зачем терзать
Себя бессмыслицей пустой,
Ведь в жизни принцип есть простой:
Не стремитесь вы благо стяжать,
А стремитесь свой ум умножать.
Написал Рулон и почесал ручкой себе
Однажды я поехала на юг,
Попался под руку мне друг,
Что от жены и от детей
Удрать пытался поскорей.
На славный солнечный Кавказ.
И я ему там в самый раз,
Царицей южною представ,
В воображении не устав
Пленяться детскою мечтой
О том, как будет спать со мной.
И как по трапу мы сошли,
Прибывши в южные земли,
Так я пошла подале, право.
Сказавши на прощанье: «Чао!»
— Ну а обратно с юга, птичка,
Поехала ты в электричке? —
У Мэри я тогда спросил,
Но укоризну получил
Во взоре ласковой подруги.
Я не теряла дней на юге.
Впустую празднуя, играя,
Но средства ловко собирая.
И как не взять у тех, кто платит,
Ведь люд сюда приехал тратить
Совсем немалые гроши.
А коль дают, то не греши.
Ты дурню голову вскружи
И злато в гумна положи.
На этом Рулон хотел закончить свой стих, который уже стал превращаться в поэму. Но его сильные чувства снова пробудили творческий процесс. И он описал еще одну историю:
Тебе поведаю сейчас,
Как добралась один я раз
Домой к себе порой ночной
И что случилось там со мной.
На перекрестке я стою,
Машины поздние ловлю.
И тут попался мне такой
Парнишка, частничек лихой.
Ему сказала: «Дорогой,
Езжай со мною в домик мой.
Там приласкаю я тебя
У пламя страстного огня».
И приглядевши перстенек,
Что он на пальчике берег,
И блеск в пылающих глазах,
Просила я, ему сказав:
— о мой любимый, дорогой,
Дай перстенек мне золотой.
И он, спустивши удила,
Мне дал, а я его взяла.
А как доехали домой,
Я из машины прыг долой
Закончил Рулон свое произведение. Вспомнил, как, бывало, часто он писал «дедам» любовные письма для их баб и развлекал их пошлой поэзией, за что они его меньше били.
Запечатав этот длинный стих в конверт, он отдал его матери, хотя не был точно уверен, что Марианна еще здесь и прочтет его.
Нирвана. Последний кошмар
После свиданки Рулон зашагал в туалет и увидел, как один парень, сидя там на толчке, перевернул себе на голову корзину с туалетной бумагой и прочим мусором, затем стал радостно
Парень продолжал сидеть с корзиной на голове. Рулон стоял и ошарашенно смотрел на него, чуть не плача, думая, какую тяжелую ношу представляет для человека его ум. Вскоре парень скинул корзину с головы и громко захохотал. Затем он встал и, не надев как следует грязные штаны, которые остались спущенными до колен, пошел в палату.
Рулон тоже обрадовался, он понял, что нужно отбросить ум, и все проблемы будут решены. Он вспомнил своего домашнего кота, как тот всегда был спокоен, как ему хорошо жилось. Мать психовала, Рулон чего-то боялся, а кот себе лежал да мурлыкал. Ум не тревожил его. Кот не думал о детях, не вспоминал свою маму, не беспокоился о том, что будет завтра. «Вот кем я должен стать», — решил Рулон
Вскоре все пошли на завтрак. Один парень шел только по белым квадратам линолеума.
— Почему ты это делаешь? — спросил Рулон.
— Иначе может возникнуть землетрясение, и мы все погибнем, — сказал тот. — Ты можешь тоже ходить так.
И они вместе пошли по белым квадратам линолеума к столовой.
В столовой он сел за стол и увидел, что его сосед надел на голову пижаму наподобие капюшона.
— Зачем ты это сделал? — спросил Рулон.
— Тише, — ответил сосед и приложил палец к губам, проворно оглянув-
шись, — тут идет влияние, видишь, радио работает. Оттуда идут сигналы, и нас хотят закодировать, а меня они не заметят.
Рулон тоже вспомнил, как думал, что телевидение, радио, и газеты — это средства массового оглупления. Возможно, через них посылаются и какие-либо иные сигналы, чтобы воздействовать на людей.
***
Придя в палату Рулон, стал незаметно читать «Психиатрию». И ему стал открываться новый взгляд на происходящее. Он увидел, что многие описанные там симптомы есть у него, у его матери, учителей в школе и остальных людей. Только у одних они выражены больше, а у других — меньше. Одни научились их скрывать, другие и не пытаются их спрятать. Вся жизнь ему представилась большим дурдомом. Уже в который раз приходит это подтверждение. Постигнуть мир и людей можно, только увидев свою глупость, отраженную в проявлениях мира и людей. И только в момент восприятия этих событий приходит Знание. Ни раньше, ни позже. Наблюдение и переживание — вот мудрость. А не анализ и оценка.
Рулон тщательно выучил все эти симптомы и стал практиковать их при каждом удобном случае. Он это делал для того, чтобы не эти симптомы владели им, а он мог овладеть и управлять ими.
Рулон обратил внимание на персонал и его проявления по отношению к больным. Одни подходили ко всем высокомерно, чувствуя себя умнее. «Это настоящие «дураки», — думал Рулон. Другие пытались подыграть, чтобы понять мир больного и скорректировать его поведение. Это «ученики скоморохов» или «магов» человече-