Путь души
Шрифт:
Баллада о колбасе
Посвящается Яковлеву Александру по кличке Мафия
Посылку с колбасой
Прислали к нам в общагу,
Но только дело в том —
Владельца не сыскать.
С хмельною головой,
Растратив всю зарплату,
Кусок мясной ножом
Решили разрезать.
Болванка колбасы
Отдалась на закланье,
Но Мафия – закон,
Отрезал полкуска.
– Сходи-ка
В лицо ему сказали…
Когда вернулся он,
Осталась кожура.
Не в царский манускрипт
Я приглашаю верить,
Без лишней трепотни
Открою вам секрет:
Как исполинский кит
Бросается на берег,
Так Мафия с тоски
Бросался на паркет.
Но это полбеды,
Ведь мафия – бессмертна,
Слезу смахнув с лица,
Он местью воспылал.
С колбасной кожуры
Врагам на страх, навечно,
Четыре узелка
На память завязал.
И надо было зреть,
Как отвалилась челюсть,
Когда на свой вопрос:
– А чья же колбаса? —
Услышал он ответ,
Расскажут – не поверю:
– Да наша, голубок!
– Как наша?
– Да твоя!
Два клоуна
Два клоуна жили на яркой арене,
Два мима: Печальный, Веселый.
Печальный воспитан был в строгой манере,
Веселый – вообще был бедовый.
Он шуткой из друга слезу выбивал,
И публика в хохоте выла,
Калила ладони на скорбный оскал,
Кричала: «Поддай-ка, дурила!»
И смехом Веселый еще и еще
Печального в скорбь загонял.
Народ потешался, когда он зелье
В напиток ему подсыпал.
Но как-то Печальный закорчился в боли,
От боли, что в сердце вошла.
У публики снова зарделись ладони,
Веселый пинался в бока.
Трагично кричал он: «Вставай же, вставай,
Состряпай гримасу тоски!»
Печальный торжественно-гордо молчал,
И смертью покрылись черты.
Тут вздрогнула публика, гомон утих,
Оркестр замолк оглушимо.
Заплакал Веселый, снимая парик,
Над телом умершего мима.
…Так наша проносится глупая жизнь:
Мы – клоуны в жалкой репризе,
И сердце взрывается спазмами жил,
Никак не смирившись в капризе.
Кладбищенский мотив
Проходят
Молчат могилы, только гомон птиц.
И шум берез их больше не разбудит,
И слезы, нет, не скатятся с ресниц.
Последний их приют хранит молчанье
Былых страстей, несдержанных утех.
И жизнь прошла и прожиты страданья,
Не предстоят им больше оправданья
За зло, коварство, за любовь, успех.
А я безропотно в себе обиды
И ложь хранил открытых серых глаз…
Твоя любовь – любовь кариатиды —
Не согревала душу в трудный час.
«Я выгравировал слова…»
Я выгравировал слова,
Запечатлевшие ожогом,
Но шорами слепы глаза
За молчаливым разговором.
Душа пропитана добром,
Флюиды сбрасывая градом.
Печалью стонущий разлом
В тиски сжимает сонным взглядом.
Отрепетирована речь
Сухой тоски на светлом бале.
В душе писал: любовью жечь,
Но получилось: ожиданье.
«Откуда-то из глубины…»
Откуда-то из глубины,
Из тайных тайн, из подсознаний,
Рождается любовь души
И страждет ласок и лобзаний.
Но не взращенная, в ответ
На холодность и дикость нрава,
Предпочитает умереть
На высшей точке, а награда
За слезы, верность и любовь,
За ласки, что ушли впустую, —
Обломанный венец годов,
Растраченные в холостую.
И лишь ночами, в темноте
Колючий ком воспоминаний
Подводит к роковой черте,
Где можно было все исправить.
«Как в теплом сне качаются улыбки…»
Как в теплом сне качаются улыбки —
Качаюсь я меж небом и землей.
Как лик свечи, любовь теплится зыбко,
А счастье проплывает стороной.
Ловлю его губами и руками,
Томимый болью от пустых обид…
Нет! Мы не все друг другу рассказали,
И сердце, жаль, одно не на двоих.
Как было бы легко: мои заботы
С тревогой принимала за свои.
А я бы чувствовал, идя с работы,
Что ты одна печалишься вдали…
Но все прошло, и суетность былого