Путь хирурга. Полвека в СССР

Голяховский Владимир Юльевич

Но я истосковался по хирургической работе, по своей уютной комнате, по друзьям, подругам и книгам. Когда живешь в такой глубинке, которая кажется отсталой по сравнению даже с глухим городком, то постепенно погружаешься в жизнь той дыры и отстаешь от мира. Пока я тосковал и мерз в Шалговарах, я даже не знал, что Карело-Финскую Республику переименовали в Карельскую и ввели в состав РСФСР. Это было явно миролюбивым шагом по отношению к соседней Финляндии и снимало угрозу присоединения ее к СССР. Правда, с этим понижением статуса потерялось и высокое

положение местных властей, и в петрозаводских министерствах была растерянность.

Еще одна новость ждала меня: наша республиканская больница переехала в новое, наконец-то построенное большое здание — на краю города, возле леса. Для сотрудников там выстроили два жилых дома и мои друзья — молодые доктора — впервые получили квартиры. Сменился и главный врач — новым начальником стала Лидия Теодоровна Филимонова. В работе она делала ставку на молодых, и многие из моих друзей продвинулись на заведование отделениями. Для них это был период возрождения — жизнь все-таки постепенно налаживалась.

И вдобавок ко всем новостям ходили слухи, что при Петрозаводском университете будет открыт медицинский факультет. Для этого ожидали приезда нового министра здравоохранения РСФСР Николая Виноградова. Я помнил его начальником Управления учебных заведений, когда он распределял нас на работу. Он славился как деспот, антисемит, взяточник и бабник. Говорили, что по всем больницам были его любовницы. Многие петрозаводские начальники хотели бы устроить своих детей на новый факультет. Чтобы задобрить министра, они, по советским традициям, приготовили ему своего рода взятку — дачу за городом и выделили на обслугу симпатичных молодых сестер.

Но меня все это уже не касалось. У меня были три свои большие новости: я получил место клинического ординатора в Боткинской больнице в Москве, я собрал свои стихи в одну книгу, и Корней Чуковский согласился быть моим редактором и я купил автомобиль «Победу». После скучной жизни в Шалговарах все это переполняло меня радостью.

Собственные машины были тогда большой редкостью, ни у кого из наших докторов их не было. Но в Москве их покупали чаще, и поэтому там образовалась очередь — получения машины нужно было ждать около трех лет. В Петрозаводске это было быстрей и проще. «Победа» стоила, по курсу 2004 года, около четырех тысяч долларов. Таких денег у меня, конечно, не было, но я уговорил родителей, что лучше купить машину в Петрозаводске теперь, чем годами ждать очереди в Москве. Мама, как всегда, была рада выполнить любую мою просьбу, отец немного поворчал: «Зачем ему машина?», но она его уломала, и они прислали мне деньги.

Получать в банке такую большую кучу денег и нести ее в магазин было страшновато. Я попросил Васю Броневого идти со мной. Он к тому времени стал начальником ОБХС (отдел борьбы с хищением), заметной фигурой в городе, ходил с оружием и его знали и побаивались все жулики. По дороге Вася размечтался с энтузиазмом:

— Слушай, на машине можно будет возить девок в лес и трахать прямо на сиденье — не выходя: и мягко, и никому

не видно!

Вася был прав: как только я стал уникальным в своем роде владельцем машины, это сразу прибавило мне веса в глазах молодых женщин. Многие были не прочь прокатиться куда-нибудь в лес, а там — не прочь и на все остальное. Катался, конечно, со своей компанией и Вася.

Однажды попросила прокатиться моя бывшая соученица по институту Аня, та, которую распределили в Магадан, но потом она каким-то образом оказалась в Петрозаводске. Мы виделись редко, хотя всегда поглядывали друг на друга с интересом.

Глубоким, вкрадчивым голосом она сказала:

— Я хочу тебя попросить повезти меня на правительственную дачу. Мне нужно поздороваться с министром Виноградовым.

Я вспомнил, как она плакала, когда он посылал ее в Магадан:

— Ты что — соскучилась?

Она кокетливо опустила глаза:

— Это моя тайна, и для меня это особая встреча. Я потом тебе все объясню, я обещаю. Только ты ничему не удивляйся.

Странно и загадочно. На встречу она оделась очень изысканно и была чертовски привлекательна. Я рулил и посматривал на ее коленки. Она открыла их намного выше обычного и делала вид, что сама того не замечала. А я из-за этого часто отвлекался от дороги. Как-то вкрадчиво она опять попросила:

— Только, пожалуйста, ничему не удивляйся.

Километрах в десяти от города был дачный поселок местного правительства, въезд — через охраняемые ворота. Моя новая машина выглядела вполне правительственной, и охранник пропустил нас, не останавливая, посчитав, видимо, что мы «принадлежим».

Министр, в расстегнутой рубашке, сидел за столом, уставленным бутылками, с ним две женщины, все слегка пьяные. Он уставился на приближавшуюся Аню. Она подошла к нему немного развязной походкой:

— Здравствуйте, Николай Аркадьевич. Вы меня узнаете?

Он молчал.

— Помните? — вы переписали мне распределение на Петрозаводск вместо Магадана. Я никогда не забуду вашей доброты.

Он слегка нахмурился.

— А это — мой муж, — она показала на меня. — Теперь мы хорошо устроены и приехали к вам на своей «Победе» просто поздороваться.

На этот раз он хмуро ответил:

— Я вас не помню.

— Ну как же? Вы должны помнить — вы же пригласили меня в комнату отдыха за вашим кабинетом, чтобы угостить чаем и поговорить о распределении.

— Я никогда не пил с вами чай. Это ваше воображение.

— Ах, мое воображение? — голос ее начал срываться. — Я могу вам напомнить детали той беседы, — она сделала ударение на слове «беседы», взывая к его памяти.

Он отвернулся и явно стремился избавиться от нее.

— Так вы не хотите вспомнить? А я думала, что после того чая мы с вами останемся друзьями и вы захотите увидеть меня в этом городе. Что же, если так, то нам с мужем ничего не остается, как попрощаться.

Я вел машину и думал: что за странное поведение? Аня нервно курила, коленки ее были открыты еще больше.