ПУТЬ ХУНВЕЙБИНА
Шрифт:
– Вот я и назвала статью «Не поступаться принципами». Но редакция изменила название на «Не могу поступаться принципами». Звучит более жестко.
Я не стал раскрывать ей, что я активист, но дал понять, что хорошо знаю коммунистическое движение России и других стран.
Так или иначе, я понравился Нине Александровне, на прощание она даже накормила меня гренками. Отказаться я не решился (чтобы не полнеть, я не ем мучное), гренки были вкусными.
Я отослал Нине Андреевой интервью на вычитку, она убрала лишь самые откровенные места, где речь шла о знакомстве с мужем. Я просил редактора проиллюстрировать интервью нормальным человеческим фото, но она поставила именно фото, на котором Андреева запечатлена в образе «коммунистического монстра».
Вскоре после того, как вышло интервью, я встретил Нину Андрееву на
– Я поняла, что вы, журналисты, не можете не напакостить. Текст хороший опубликовали, так фотографией такой украсили - только дьявольских рожек не хватает, - сказала она мне. Я не стал оправдываться. В принципе она права, журналисты мыслят стереотипами, которые часто сами же и создают.
В последний раз я увиделся с Ниной Андреевой на приеме у консула Кубы, устроенном по случаю очередной годовщины кубинской революции. И это опять была типичная сталинистка. Она подозвала меня, консула и произнесла глупейший тост, я даже толком не помню, о чем она говорила, помню только ее дурацкий назидательный тон, она кивала на меня – вот, мол, журналисты, все перевирают, а мы коммунисты не обращаем на них внимания, берем пример с Фиделя, что-то в этом духе. Она даже не хотела узнать, почему меня пригласили в консульство Кубы, наверное, не просто так. Она играла роль Нины Андреевой. Кто ей предложил эту роль сыграть, не только тогда в консульстве, но вообще, остается только догадываться. Она сыграла ее блестяще, но за это ей счастливый билет не выпал.
Весной 1991 года с нами познакомился Хосе Санчес, испанец, представитель Интернациональной лиги трудящихся – еще одной троцкистской тенденции с центром в Аргентине. Он предложил текст листовки «Что значит быть троцкистом в СССР». Мне текст показался слишком умеренным, многое из того, что написал Хосе в этой листовке, либералы писали газетах, которые расходились огромными тиражами. Зато Хосе все разложил по полочкам. То, что предложил Хосе, можно назвать программой-минимум.
По версии Санчеса, быть троцкистом в СССР значило: «настойчиво выступать против привилегий бюрократии, против черных «Волг», дач, спецмагазинов, роскошных гостиниц и миллионных банковских счетов за рубежом; бороться за установление максимальной свободы, за отмену прописки, за свободу выезда и смены места проживания как внутри страны, так и за ее пределами… против политической полиции, за право наций на самоопределение; противостоять любой попытке взвалить на плечи народа, трудящихся экономический кризис, спровоцированный бюрократией; противостоять планам перехода к рыночной экономике, так как все делается за спиной народа, планы не были опубликованы, а за кризис будут расплачиваться не те, кто его создавал»; противодействовать превращению «обновленной» номенклатуры в класс капиталистов и присвоения номенклатурой государственной собственности.
Хосе предлагал «сократить весь государственный бюрократический аппарат, учреждения и министерства», а управление страной возложить на свободно избранные демократические Советы и рабочие комитеты и «заслуживающие доверие профсоюзы». По мнению Санчеса, необходимо было «организовать народный контроль за крупными центрами распределения продуктов питания и других предметов потребления». Чтобы покончить с номенклатурой, с мафией нуворишей, он предлагал провести конфискацию имущества, а также зарубежных банковских счетов номенклатуры и мафиози и «за счет этих средств, украденных у народа, начать восстановление экономики». Конечно же, Хосе не был бы троцкистом, если бы забыл о необходимости «объединять всех, кто борется» в революционную партию, «на которую народ возложил бы власть, украденную у него КПСС».
Хосе плохо знал русский язык, и ему помогал переводчик Марвин, парень из Коста-Рики, женатый на русской. Хосе был очень серьезным испанским, точнее каталонским (он из Барселоны) интеллектуалом, худощавый, небольшого роста, в очках, с бородой. А Марвин – типичный латиноамериканский разгильдяй. Среднего роста, с бородкой a la Che , на голове - кепка с якорьком. Каждой смазливой девице он кричал вслед: «Ей, красавица! Я женюсь на тебе, честное слово!». Марвин не был троцкистом. В Советский Союз он попал как представитель «прогрессивной молодежи», он состоял в молодежной организации при коста-риканской компартии.
– Я ехал сюда, думая, что Советский Союз –
Марвин и Хосе жили в Москве, но в Ленинград наведывались регулярно.
Мы распространяли листовки с текстом «Что значит быть троцкистом в СССР» в ВУЗах, раскидали мы их и на моем родном факультете, просто разложили на парты перед первой парой. Ничего хорошего из этого вышло. Наши листовки вывесили на досках объявлений с издевательскими комментариями. На одной написали: «Гажев, кличка Акбар, - карающая рука люмпенов!». У Сани Гажева действительно был псевдоним – Акбар Газиев. Но причем тут люмпены? Да притом, что все смотрели «Собачье сердце», читали статьи с объяснением, что такое коммунизм: оказывается, он отвечает извечной мечте люмпена «отнять все и поделить»… Но объектом насмешек не случайно стал именно Саня Гажев. Его «ручники» понижали на нашем факультете рейтинг всей нашей организации, а не только его собственный.
Кто-то написал на листовке: «Ребята, а деньги у вас имеются? А оружие? А связи и центры общения? Болтать мы и сами можем и без Пролетарской ячейки». Денег у нас почти не было, мы платили взносы, иногда Пьер давал две-три сотни франков, связи – пожалуйста, были, а оружия – нет. Что касается центров общения, то наш газетный киоск у нас отняли, приходилось собираться в свободных аудиториях герценовского института.
В мае приехал Пьер. Мы вместе выпустили на ротаторе второй номер «Рабочей борьбы» со статьей якобы Арлетт Лагийе «Капитализм или социализм». Кто был автором – неважно, важно, что в статье четко и понятно разъяснялось, что принесет капитализм такой стране, как Советский Союз: развал государства, производства, социальной сферы, науки. Пьер написал водный текст по-французски пафосный: «Рынок? Это путь спекулянтов, нуворишей и с ними связанных бюрократов, всех, кто хочет рабочим навязать, что навязано польским, бразильским или индийским рабочим – нищету, бешенные цены, инфляцию вместе со сверхэксплуатацией. Рабочим не нужно рынка, вкус которого слишком горек, ни продолжения бюрократического режима угнетения, неравенства и несправедливости, за который ратуют неосталинисты».
Пафос пафосом, но написано-то верно! Именно с этим столкнулись через год те, к кому мы обращались. Но населению так промыли мозги, что никто и слушать не хотел ничего плохого о рынке. Советские люди ждали внедрения рынка, как библейские евреи жали прихода мессии. Однажды мы в подземном переходе к станции метро «Московская» продавали «Рабочую борьбу», а заодно распространяли листовки против плана Ельцина-Явлинского «500 дней». Так на нас набросились какие-то дамочки лет по 45, опрокинули столик, на котором лежала наша литература. «Эх, сволочи! Против Ельцина! Коммуняки проклятые!» - вопили тетки. Подозреваю, что климакс – нелегкий период в жизни женщины, и тем не менее реакция дамочек была неадекватной.
Правда, однажды мы с Янеком встретили оригинального персонажа. Мы продавали газеты у станции метро «Обухово». Подошел какой-то высохший лысый дед. Он прочитал девиз нашей газеты: «За идеи Ленина-Троцкого!», посмотрел на нас оценивающим взглядом и четко произнес: «Рабочему классу не нужен троцкизм! Рабочему классу нужно знание законов природы и общества, которые ему дает научный коммунизм». И пошел своей дорогой. Тогда я еще не видел кино о зомби, ничего не читал о них, а теперь понимаю – это был зомби! Но и те едьциноидные бабы – тоже были зомби.
Надо ли говорить, что выборы первого президента России мы призывали бойкотировать тоже? Введение института президентской власти мы расценили как первый шаг в фашизации режима, а противостояние «коммунистов» и «демократов» назвали борьбой «между старыми волками и молодыми шакалами».
Летом мы возобновили «пролетарские экспедиции», совершали их, как правило, мы с Янеком. С большим интересом, помню, мы залезли на Адмиралтейский завод, он находится на острове. В листовках рабочим мы писали в принципе одно и тоже: акционирование предприятий обернется их разрушением и обнищанием рабочих, призывали к созданию выборных рабочих комитетов.