Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата

Беразинский Дмитрий Вячеславович

От удивления у Ростислава выпучились глаза, как у глубоководной рыбы, поднятой на поверхность. Не давая ему опомниться, Хранитель схватил его за руку и потащил за собой. Следом в лазоревую синеву нырнул человек в форме полковника милиции.

Глава 11. То тут, то там.

Партия нового типа

Иннокентий внезапно проснулся. У кровати стояла одетая Инга и трясла его за плечо.

— Вставай, герой-любовник! — прошептала она. — Какая-то чертовщина здесь творится.

Одевайся скорее.

— Что за фигня? — так же шепотом поинтересовался парень, натягивая брюки. Ничто не напоминало о недавней страсти. Лишь изрядно утоптанная постель доказывала, что здесь резвилась буйная парочка.

— Сдается мне, что наш общий друг хочет слинять самым что ни на есть пошлым образом, — не обращая внимания на дохлые протесты Иннокентия, бормотала она, застегивая босоножки.

Кеша всунул ноги в туфли и встал, вопросительно посмотрев на нее. Инга приложила палец к губам и на цыпочках подошла к двери.

— Можно идти, — прошептала она, — никого нет.

— Кого нет? — шепотом засердился он. — Ты можешь объяснить толком?

— Пока я буду объяснять — они уйдут.

— Кто «они»? Хлопцы?

Когда-то давным-давно у Иннокентия был спившийся папаша. Весело приняв на грудь, он, как все нормальные люди, спать не мог, а ловил глюки. Любимейшим из папашиных глюков были «хлопцы». Они появлялись из ниоткуда, требовали денег на выпивку, изредка приносили бухло, пили вместе с папашей, а затем исчезали в никуда. На вопрос мамани: «С кем, подонок, ты нажрался хоть сегодня?» он неизменно отвечал: «С хлопцами».

Несколько раз старик просил Иннокентия сходить во двор и объяснить этим самым «хлопцам», что он с ними никуда не пойдет, по причине отсутствия денег и, оглушаемый тишиной, прятался за прикроватной тумбочкой. Кеша, делая вид, что поверил в батькину горячку, выходил до ветру. Затем возвращался и торжественно объявлял старику, что вопрос с «хлопцами» урегулирован.

Инга, естественно, о существовании каких-то там «хлопцев» не подозревала, поэтому посмотрела на Кешу как на ущербного. Так порой мамочка смотрит на идиота сына, про себя кляня экзистенцию.

— Потом объясню. Пойдем.

— В вихре яростных атак не расквась себе пятак! — Кеша оправил на себе брюки и двинулся следом.

Они вышли в холл, где воздух еще хранил аромат полковничьего одеколона. Амбре на базе вытяжки из пант Большого наваррского рогоносца. Является одновременно парфюмом и репеллентом от всякого гнуса. Вышеупомянутый рогоносец водился на болотах Наварры и питался исключительно мошкарой. В этом мире эти функции выполняли козодои, такие птички с большой пастью, а вот на Унтерзонне по части гнуса были животные.

— Воняет дохлым скунсом! — оценила аромат Инга. — Поэтому запаху я найду их и на том свете.

— Кого «их»? — устал удивляться Иннокентий.

Инга насмешливо глянула на него, а затем сказала:

— Протест принят. Я намереваюсь выяснить, куда

смывается мой приятель Ростик в компании весьма подозрительных субъектов. Сейчас они поднялись в мансарду, но что-то их давно не слышно. Может, через балкон сиганули? Пойдем проверим!

— Как скажешь, — пожал плечами парень.

Они торопливо пересекли холл и начали подыматься по деревянной лестнице, которая тихонько поскрипывала под нехилым весом Иннокентия. Инга же скользила легко и просто, как горная козочка по кручам.

— Погоди! — поднял руку вверх он, когда девушка уже взялась за ручку двери.

За дверью слышались приглушенные голоса. Кеша отчетливо различил слово «поехали», после которого наступила тишина. Выждав около минуты, Инга вломилась в мансарду словно Антонов-Овсеенко.

Пусто. Лишь в углу возле трюмо искрилось и переливалось синевой. Если бы это было на семь лет позже, Кеша моментально узнал бы портал из «Дьябло», но пока ни он, ни Инга не могли дать определение увиденному. Впрочем, определение было и не нужно. Движимая извечным женским любопытством, девушка подошла поближе к порталу.

— Ох! — вздохнула лишь она, когда силовое поле моментально втянуло ее внутрь.

Инстинктивно парень бросился вслед, но в последнюю секунду остановился.

— Сдуреть! — пробормотал он. — Куда я, собственно, мчусь? Кто меня там ждет?

Он уже развернулся, но его излишняя полнота и тут сыграла свою глупую роль. Левая щиколотка — больное место forever [7] — стрельнула электрическим разрядом, и он влетел в проклятую синеву следом за Ингой.

7

Forever (англ.) — навсегда. Вставляется во все популярные песни на этом языке.

— Ну ты даешь! — это Самохина сказала. Она стояла над ним и глупо улыбалась. А он... а он валялся, уткнувшись мордой в паркет.

Она протянула ему руку, чтобы помочь встать. Нет уж, увольте. Кеше Симонову еще не тридцать лет, чтобы так позориться. Он уперся руками в пол и поднялся сам. В опостылевшей щиколотке стреляло и горело, но он лишь вымученно улыбнулся.

— Старая рана. Ногу вот подвернул, когда за тобой бросился.

Инга вопросительно изогнула бровь.

— Таки бросился? Или споткнулся, когда тикал? Чего приперся?

— Когда с мужчиной нет рядом женщины, он начинает делать глупости. Когда с женщиной нет рядом мужчины, она начинает делать пакости, — ответил очередным афоризмом толстяк и огляделся вокруг. Затем его живот неожиданно заурчал.

— Надеюсь, здесь хоть кормят? Куда это мы, по твоей милости, попали?

— Еще не знаю, — ответила девушка, — пойдем!

— Где-то я уже слышал это, — прокряхтел парень, — причем совсем недавно.

Он потащился вслед за Ингой и еще тише продолжил: