Путь, исполненный отваги

Беразинский Дмитрий Вячеславович

– Не пялься, полковник, не пялься, бесстыжий! – сделала ему замечание жена.

– Да я на огурец! – попробовал оправдаться Андрей Константинович. – Чего-то тоже захотелось.

– Ну, ты точно не беременный. Инга, не пережимай ты так грудь – она должна дышать свободно. Все огурцы таскаешь с камбуза?

– Ага! – улыбнулась девушка. – Странно, я никогда соленьями не увлекалась.

– Это нормально. Через час позовешь Кешу, сама не носи, сносите малыша к маме на кормежку. А я пойду отдохну.

Полковник встал с рундука.

– Скоро

Калуга. Пойдем, мать, посмотрим на родину Циолковского. Заодно свежим воздухом подышим.

Анастасия с удовольствием согласилась. Поскольку судно двигалось с относительно небольшой скоростью, они вышли на палубу и уселись на баке, подставляя лица уже нежаркому августовскому солнцу.

Ока круто сворачивала вправо. Слева взору наблюдателя открывался широкий заливной луг, на котором паслись коровы, несколько десятков. Чуть поодаль виднелся крестьянский хутор – около дюжины разбросанных домишек. По затону ползали ребятишки – ловили руками рыбу. Увидав «Мурену», с визгом побежали на берег.

– Ну вот, – досадливо поморщился Волков, – распугали, Настена, людей. Будет пересудов от Азова до Москвы до самой!

– Тебя это так волнует,, – промурлыкала Настя, не открывая глаз – синих чувственных озер, коими полковник любовался до сих пор. – Как хорошо, граф, один на один с вами и с природой. Но под луной ничто не вечно – Анжела щемится!

Из боковой надстройки вышла старшая жена и присела рядом.

– Вот вы где! – удовлетворенно сказала она. – Сейчас Калуга должна быть. Вон – смотрите!

Поперек реки был натянут канат – паромная переправа. К счастью, паром был на правом берегу. Если бы «Мурена» подошла к моменту, когда он пересекал Оку, без людских жертв не обошлось бы. По счастью, Лейф Эриксон уменьшил ход судна до пяти узлов, и «Мурена» подвалила к пристани, никого не напугав.

Там уже ожидали своей очереди несколько крестьянских возов с сеном, воловья упряжь и около двух дюжин людей: крестьяне, небольшой отряд стрельцов, поп в засаленной рясе с увесистым мешком в руках.

Настя с Анжелой скрылись внутри корабля, а на палубу выскочили Костя, Иннокентий и Денис. Все они были вооружены автоматами. Вдобавок Костя прихватил один АКСу для отца.

Костя соскочил на пристань первым, принял от одного из Ревенантов швартов – синтетический трос и ловко обмотал его за нечто вроде кнехта – деревянную тумбу, которая служила для швартовки парома. Тот же Ревенант перебросил на пристань сходни, по которым неторопливо сошел полковник, держа АКСу дулом вниз. Он с интересом огляделся по сторонам: к пристани спускалась укатанная колесами и утоптанная подошвами дорога. Ближайшие к реке дома на сваях – видимо, туда доходит вода во время половодья. Чуть поодаль двухэтажные срубы в полсотни венцов – видимо, ближе к реке селилось купечество. Вообще неплохо. Лучше, чем ожидал.

Толпившиеся на пристани крестьяне сняли шапки, ломают в руках. Стрельцы смотрят настороженно, но без страха. Попик-флегмат развалился на лавке и дремлет,

закрывши глаза.

– Доброго вам дня, люди! – поздоровался Андрей Константинович. Подошли и стали рядом молодые офицеры.

Крестьяне загалдели вразнобой. Непонятная птица залетела в Калугу. Непонятная, но, судя по всему, важная. Головы рубить вроде не собирается, значит, леший с ним. Десятник стрельцов напрягся. Надо бы спросить грамоту, да как бы спину кнутом не ободрали. Люди решительные и сильные – видно по подтянутым фигурам. Хоть и одеты чудно, но чувствуется исходящая от них сила и угроза.

– Позвольте представиться, – мягко сказал Андрей Константинович, – полковник Волков, граф.

Ага, полковник! Чин высокий, понятный. Граф – титул иноземный, не совсем понятный. Но раз поп – человек грамотный вскочил с лавки, то десятнику, человеку военному, сам бог велел. Видали мы в Москве полковников: и Цыклера, и Гордона, и Головина.

– Ваша светлость, десятник Степан Мотыга. Направляюсь со стрельцами на хутор Анусино – разбойнички шалят.

Подбежал попик.

– Отец Ефросиний, слуга божий. Помощник настоятеля Новодевичьего монастыря. Навещал родных в Калуге.

Полковник поздоровался с каждым за руку.

– Вот что, Степан. Как бы нам найти человечка, что ответственный за перевоз. Канат нам мешает зело.

Десятник быстро метнулся к небольшому зданию за пристанью, похожему на амбар, и почти волоком вытащил оттуда подьячего, взимавшего пошлину за проезд через Калугу, – бородатого пропитого мужика в помятом бордовом армяке, щедро покрытом пятнами жира и чернил. Перепуганный подьячий со слезами кинулся в ноги графу, но тот только сказал, как отрезал:

– Канат уберите!

Подьячий убежал, подметая дощатый настил пристани полами армяка. Вскоре из амбара выбежали двое здоровых мужиков и принялись отвязывать канат. В это время подьячий что-то кричал паромному. Вскоре канат был отвязан. Один из мужиков прыгнул в лодку, намереваясь отвезти толстый конец каната в сторону, давая проход «Мурене», но Константин его остановил.

– Просто опусти в воду! – крикнул он мужику. – У нашего судна осадка малая.

– Господин полковник, пожалуйста, можете плыть дальше. – Десятник был доволен собою аки пес, удачно выполнивший команду «тубо».

– Спасибо, братец, – поблагодарил стрельца Андрей Константинович, – вот, держи.

Щедрый граф пожаловал остолбеневшему стрельцу рубль, а двум мужикам дал по серебряной деньге. Затем он повернулся, собираясь уходить, но вдруг о чем-то вспомнил.

– Святой отец, – обратился он к попу, – ежели желание есть, то можете подъехать с нами до Москвы.

– Храни вас Господь! – обрадовался поп и, схватив свой мешок, быстро засеменил за полковником.

«Мурена» начала раскручивать турбины, а палубный Ревенант убрал сходни. Лейф дал все тот же пятиузловый ход. Корабль отвалил от пристани, дал гудок, перепугавший крестьян, и устремился вниз по течению.