Путь из верхнего зала
Шрифт:
– А ну отдай!
– вскричала Глюкки, вцепившись в ножницы. Она тоже была одета в сильно декольтированный лифчик без лямок, с чашечками на проволочном каркасе и легкой подкладке, сшитый из стрейч-атласа и кружев. Также на ней были трусики с выемками на бедрах, широкой резинкой и ажурной кружевной вставкой спереди. И лифчик, и трусики были белые. И, разумеется, она была в красной кепке. Но куда же исчезли ее очки?
– Мерзавка, -
– Дрянь, - парировала Глюкки.
И тут - в буквальном смысле слова ниоткуда - в комнате возникла собака.
– Кот!
– выдохнула Глюкки. Она как раз пыталась взломать дверь в кладовую, действуя своими огромными ножницами, словно ломиком.
Собака-кот зашипел на нее.
– Сюда!
– вскрикнула Глюкки. Втолкнув меня в кладовую, она, сделав выпад снизу вверх, воткнула ножницы в брюхо собаки. В брюхо кота. Разница невелика. Кровь брызнула во все стороны. Я оказался в просторной пустой комнате пирамидальной формы с белым полом и белыми стенами, которые вверху сходились в одной точке. В каждой из стен имелось по одному крохотному иллюминатору. Глюкки... Глюкки нигде не было видно.
За иллюминаторами расстилалась белая пустота. Звезд - и тех не было. Дверей в комнате - тоже. Снизу доносились рычание и лай.
– Глюкки! Кот тебя стер!
– взвыл я. Я понял, что ей конец. Испугался, что сейчас расплачусь. Но тут в полу комнаты распахнулся люк, и из него ногами вперед вылетела Глюкки. Со стороны это выглядело странновато. Ее рука была забрызгана кровью. Она держала ножницы. Она была... Она была нагая. Абсолютно.
– Я кота стерла!
– торжествующе завопила Глюкки.
– Он все равно гонится за нами, - сказал я, так как снизу по-прежнему слышался отчаянный лай.
– Тьфу ты! Автодублируемый цикл, наверное, - пробурчала она.
Она была голая. Нагая. Раздетая. В чем мать родила. Совершенно обнаженная.
– Хватит на меня пялиться, - рявкнула Глюкки.
– Я над собой не властен, - ответил я.
Даже красная кепка - и та исчезла.
Она была нагая. Голая. На ней ровно ничего не было, ровно ничего. Подбежав к одному из четырех иллюминаторов, она начала поддевать раму кончиком ножниц.
– Там снаружи ничего нет, - сказал я.
Лай раздавался все громче. Люк был закрыт, но меня не оставляло предчувствие, что он распахнется, и из него полезут
– Здесь оставаться нельзя!
– отозвалась Глюкки и вновь положила руку мне на лоб. Ее прикосновение освежало. Мне оно понравилось.
– Вмятина глубокая, но не слишком. Вполне возможно, что ты не убит. Просто оглушен.
– Он меня сильно стукнул! И вообще, я здесь заперт!
– Если ты еще жив, то надежда есть. Как только я уйду, они перезагрузят систему. И, скорее всего, ты просто проснешься с больной головой. И сможешь вернуться домой. Лай слышался все ближе.
– Не хочу я домой.
– А как же твоя мать?
– Я оставил ей записку, - солгал я.
– А твои вещи?
– Закопал на газоне.
Она была нагая. Голая, если не считать прелестных очков. Ничем не прикрытые ягодицы, ничем не прикрытые груди. Даже красная кепка исчезла. В дырку едва влезала моя рука, но я протиснулся вслед за Глюкки, выставив вперед плечо. Лай больше не слышался, зато раздавались звуки, похожие на свист ветра. Я взял Глюкки за руку, и мы покатились. Мы катились. Я держал ее за руку, и мы катились по теплому, совершенно чистому снегу.
Я точно пробудился от сна. Я был закутан в вонючие шкуры. Мой взгляд уперся в прозрачный потолок крохотной хижины, выстроенной из веток и льда. Рядом со мной, закутанная в такую же вонючую шкуру, лежала Глюкки.
– Где мы?
– спросил я.
– Я слышу лай котов.
– Это наши собаки, - ответила она.
– Собаки?
– я встал, подошел к двери. Она была завешена колючим шерстяным одеялом. Отодвинув завесу, я увидел простирающуюся на много миль, засыпанную свежим снегом равнину, на дальнем краю которой виднелся ряд оплетенных лианами деревьев. Несколько собак серебристой масти справляли нужду у угла нашей хижины. Еще одна пыталась загрызть змею. Змея была длиннющая.
– Здесь все сходится в одной точке, - пояснила Глюкки.
– Верхний зал, Северный Полюс, верхушки Амазонки.
– Верховья, - поправил я.
– Куда делись твои очки?
– Они мне больше не нужны.
– А мне нравились...
– Тогда надену.
Я вновь забрался к ней под шкуры, торопясь выяснить, во что же она на сей раз одета. Я не в силах объяснить в доступных вам терминах, что именно на ней было. Но разве это важно?..