Путь к империи
Шрифт:
Правительства, в которых высказываются противоположные мнения, годятся, пока царит мир.
Принципы Французской революции порождены третьим сословием Европы: речь идет лишь о том, чтобы уметь внести в оные должный порядок. У меня были на то и власть, и сила.
Ней был человеком храбрым. Его смерть столь же необыкновенна, как и его жизнь. Держу пари, что те, кто осудил его, не осмеливались смотреть ему в лицо.
Английский
О смерти герцога Энгиенского и капитана Райта много понаписали гнусностей: смерть первого из них не была делом моих рук, ко второй же я совершенно не причастен, ибо не мог помешать англичанину в припадке сплина перерезать себе горло. (Герцог Энгиенский писал Наполеону, который был расположен отменить смертный приговор, но *** переслал ему письмо герцога лишь после исполнения приговора: такова доподлинная правда. Прим. автора)
Пятнадцать лет мой сон охраняла моя шпага.
Я укрепил самое устройство Империи. Чиновники неукоснительно исполняли законы. Я не терпел произвола, а посему машина работала исправно.
В делах финансовых наилучший способ добиться кредита – не пользоваться им: налоговая система укрепляет его, система же займов ведет к потерям.
Случай правит миром.
Во времена моего могущества я мог добиться выдачи мне принцев дома Бурбонов, ежели бы хотел этого: но я уважал их несчастие.
Я приказал расстрелять 500 турок в Яффе: солдаты гарнизона убили моего парламентера; эти турки были моими пленниками еще при Эль-Арише и обещали более не сражаться против меня. Я был суров по праву войны, что было продиктовано тогдашним моим положением.
Полковник Вильсон, который много писал о моей египетской кампании, уверяет, будто я приказал отравить раненых собственной моей армии. У генерала, отдавшего подобный приказ – человека, лишившегося рассудка – уже не осталось бы солдат, которые захотели бы сражаться.
Вслед за господином Вильсоном эту нелепость повторяли по всей Европе. Но вот что произошло на самом деле: у меня было сто человек, безнадежно больных чумой; ежели бы я их оставил, то их всех перерезали бы турки, и я спросил у врача Деженетта, нельзя ли дать им опиум для облегчения страданий; он возразил, что его долг только лечить, и раненые были оставлены. Как я и предполагал, через несколько часов все они были перерезаны.
Врачи нередко ошибаются: они делают порою слишком много, в других же случаях – далеко не все. Однажды Корвизар получил от меня в подарок шестьдесят тысяч франков: это – способный человек и единственный непогрешимый врач, которого я знал.
При Ватерлоо в моих линейных войсках
Я увез де Прадта с собою в Испанию, чтобы вести войну против монахов; но он ловко выкрутился из этого дела, что не так уж плохо для архиепископа.
Я создал мой век сам для себя, так же как и я был создан для него.
От правосудия зависит общественный порядок. Поэтому по праву место судей – в первом ряду общественной иерархии. Поэтому никакие почести и знаки уважения не могут почитаться для них чрезмерными.
При Иене пруссаки не смогли продержаться и двух часов, а свои крепости, которые могли защищать не один месяц, сдавали после суточной осады.
Моя ошибка состоит в том, что я не стер Пруссию с лица земли.
Моя континентальная блокада должна была сокрушить английскую торговлю и принести мир Европе. Моя единственная ошибка – в том, что я не мог по-настоящему строго осуществлять ее: мало кто понимал существо этой системы.
Полиция – сродни дипломатии, но, по долгу службы, ей часто приходится рядиться в лохмотья.
Совершаемые другими глупости отнюдь не помогают нам стать умнее.
Все то, чем мы любуемся у Расина, было заимствовано им у греков: но он сделал из всего этого столь прекрасное употребление, что и не знаешь кому быть обязанным, таланту ли сочинителя, либо переводчику с греческого на французский.
Мир – это великая комедия, где на одного Мольера приходится с десяток Тартюфов.
Проповедуйте добродетель, показывая ее противоположности: зло возьмите фоном, благо пустите на второстепенные детали, и пусть порок борется с добродетелью. Сомневаюсь, чтобы написанная картина в итоге оказалась поучительной.
При мне несколько фанатичных иереев пожелали возобновить скандальные сцены «доброго старого времени»: я навел порядок, а говорили, будто я совершал насилие над Папой.
Аугсбургскую лигу, а с нею и Тридцатилетнюю войну породила алчность нескольких монахов.
Сражение при Маренго доказало, что на самом деле случай вносит большей частию истинный порядок в ход событий. Тогда австрийцы одерживали верх: последний их натиск был остановлен, и они уже согласны были на капитуляцию, хотя могли противопоставить мне превосходящие силы. Мелас просто потерял голову.
Есть короли, которые разыгрывают из себя пекущихся о благе народа ради того, чтоб лучше его обманывать, совсем как тот волк из басни, который преображался в пастуха, дабы ловчее истреблять баранов.