Путь к империи
Шрифт:
И четырех справедливых страниц не сыщется во всем том, что понапечатано за последние четыре года о моем царствовании и о деяниях моих современников. Среди сочинителей немало пасквилянтов, но нет ни одного Фукидида.
Я всегда считал преступлением призвание монархом иностранцев того ради, чтобы укрепить свою власть в собственной стране.
Я отлично понимаю, что это Фуше составил проскрипционные списки; но имена лиц, коих я
Испанцы не нашли ничего лучшего, как одобрить конституцию, которую я предлагал в Байонне: к несчастию, не все тогда готовы были принять ее (я имею здесь в виду народ).
Идея объединить в четырех отделениях Института внушающее почтение сообщество различных талантов была прекрасна. Надобно же было совершенно не понимать суть дела, чтобы искалечить сей памятник национальной славы.
Человеческий разум сделал возможным три важнейшие завоевания: суд присяжных, равенство налогообложения и свободу совести; если только монархи не лишатся рассудка, они уже не станут нападать на эти три основы общественного договора.
Часто мне приходит на ум при чтении «Цензора», что он составляется Талейраном или Поццо ди Борго. Эта книга – насквозь антифранцузская, ее сочинители – идеологи пустых мечтаний: они делаются смешными, когда хотят управлять королями.
Когда народы перестают жаловаться, они перестают мыслить.
Я вел переговоры в Фонтенбло не ради себя: я действовал во имя нации и армии; если я сохранил за собой титул Императора и прерогативы монарха, то это потому, что, отдавая себя на поношение врагам, я не хотел заставить краснеть храбрецов, кои служили мне.
Существует род воров, которых законы не преследуют и которые крадут у людей то, что есть у них самого драгоценного, а именно – время.
Во Франции есть люди, которые вспоминают о Хартии, когда их охватывает страх, совсем как тот игрок, который возвращается к своей любовнице, когда проигрался.
Мадам де Сталь написала о страстях как женщина, которая вполне освоилась с предметом, о котором пишет. Она часто принимает сущую галиматью за нечто возвышенное и более всего пуста в тех случаях, когда претендует на глубокомысленность.
Время республик прошло: скоро в Европе не останется ни одной из них.
Если в механике знаешь три величины, всегда найдешь и четвертую (конечно, если хорошо владеешь математикой).
В массе своей испанский народ дик, невежествен и жесток: в то время как я приказывал обращаться с пленниками в лагерях Лиможа, Перигюе и Мулэна по-человечески, моих солдат убивали,
Прощая тех, кто меня поносит, я всегда могу поставить себя выше них.
Всякое партийное сборище состоит из глупцов и негодяев.
После моей высадки в Каннах парижские газеты запестрели заголовками: Мятеж Бонапарта; через пять дней: генерал Бонапарт вступил в Гренобль; одиннадцать дней спустя: Наполеон вступил в Лион; двадцать дней спустя: Император прибыл в Тюильри; ищите после этого в газетах общественное мнение!
После того как в моем распоряжении были, казалось, все сокровища Европы, я покинул ее, имея в кармане только двести тысяч франков. Но англичане не усомнились, что это соответствует моему достоинству: купец, который сжег пачку долговых обязательств Карла Пятого на пятьдесят тысяч дукатов, выказал себя душевно более щедрым, нежели сей Император.
Ни в арифметике, ни в геометрии нет никаких тайн. Из всех наук эти две более всего служат к изощрению ума.
После моего падения фразёры, которые ранее были у меня на жаловании, не переставали называть меня узурпатором: им не дано понять, что еще сегодня я мог стоять во главе всех остальных монархов Европы. Во Франции способны сочинять одну лишь романическую чепуху.
Макиавелли учит, как успешно вести войны. Мне же известно лишь одно средство для сего – быть сильнейшим. Этот флорентийский секретарь – не более как профан в политике.
Государь утрачивает расположение народа как из-за ошибки, не стоящей внимания, так и вследствие государственного переворота. Когда же вполне осваиваются с искусством править, то рисковать своей репутацией следует с большой осторожностью.
Я не брал на себя труд вести переговоры с государями Германии: напротив, я увлек их за собою после победы при Аустерлице, и они сделали на меня ставку, поскольку я был победителем. Александр также сможет сделать это, когда разобьет пруссаков и австрийцев.
Истинный монарх, желая войны, не избегает ее: когда же его вынуждают к ней, он должен, отнюдь не медля, первым обнажить шпагу, быстро и энергично осуществить вторжение, иначе все преимущества будут у нападающей стороны.
Локк – великий объяснитель и плохой логик.
Ежели бы в империи Тиберия были якобинцы и роялисты, то уж он не терял бы времени попусту, проводя оное в оргиях.