«Путь к счастью Эллы и Миши
Шрифт:
Мистер Дэниелс кивает, и мы молча выходим из гаража. Они с мамой болтает о пустяках у задней двери, а я смотрю на небо, отмечая, что оно приобретает серый оттенок, и задумываюсь, а вернулась ли Элла домой, пока мы были в гараже. Я решаю пойти проверить и еще раз благодарю мистера Дэниелса, прежде чем направиться к своему дому. Когда я вхожу, Лила и Итан сообщают, что она еще не возвращалась, а они собираются навестить его родителей, хотя он этого не хочет. Ребята уходят, а я направляюсь в свою комнату и прячу кулон. Затем, в попытках отвлечься я
Я больше не могу. Быть матерью и женой. Я думала, что у меня получится, но сейчас чувствую, что мне надо бежать, искать пути отступления, нестись на всех парах от страха перед семейными обязательствами. Либо побег, либо ожидание момента, когда Рэймонд решит, что с него хватит и бросит меня. Это неизбежно. Я это чувствую. Он оставит меня, поскольку и я вправду недостаточно хороша, а порой и желание у меня быть таковой нет. Слишком много сил надо прикладывать, а я так устала.
Может быть, мне стоит просто убежать и оставить все в прошлом.
Мне действительно следует уехать.
От ее слов мое сердце щемит: если бы не знал их автора, мог бы поклясться, что они принадлежат Элле. Но не верю, что Элла вновь сбежит. Я знаю, что она любит меня, даже если ей c трудом удается выразить свои чувства. Я знаю, что она хочет быть со мной. Она надела кольцо на безымянный палец и переехала ко мне. Она не сбежит.
Не сможет.
Я продолжаю читать, мама заглядывает ко мне в комнату и сообщает, что они с Томасом уходят.
– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает она.
Я качаю головой.
– Нет, спасибо.
– Ну, если проголодаешься загляни в холодильник, – сообщает она.
– Спасибо, – благодарю я, она улыбается и закрывает дверь.
– И мам?
Она останавливается.
– Да.
– Спасибо, что предложила сходить к Дэниелсам, – говорю я.
Она улыбается.
– Без проблем. Я рада, что мы нашли для нее хороший подарок.
– Я тоже, – отвечаю я.
Когда она уходит, я смотрю на часы и решаю дать Элле еще пятнадцать минут, прежде чем отправиться на ее поиски. Продолжаю читать дневник, периодически поглядывая на часы. Следующие пару страниц одинаково удручают, и сердце сжимается в груди. Такое ощущение, что читаешь про катившуюся под откос жизнь, но, к счастью, читаю это я, а не Элла. Это был ее выбор, и такой поступок делает ее намного сильнее всей той мрачности – она знала, что скорее всего чтение вызовет у нее негативные эмоции, и приняла решение не допустить этого – решила быть счастливой.
Я намереваюсь отложить дневник, когда понимаю, что осталась всего одна страница, и решаю прочитать ее, чтобы с ним разделаться. Но тогда придется сообщить Элле, что мне не удалось обнаружить ни одной радостной
Но во время прочтения последней страницы депрессивные ноты рассеиваются и написанное в дневнике вызывают у меня улыбку. Закончив читать, я поднимаюсь и направляюсь на поиски Эллы, беспокоясь ее долгим отсутствием, и желанием, чтобы она прочитала концовку дневника. Я надеваю куртку и шагаю к задней двери, где оставил ботинки, но, когда пересекаю кухню, дверь открывается и в помещение врывается ветер. Входит Элла, холодная как мороженое, с посиневшими губами и с порозовевшими от мороза щеками, вся дрожа.
Она слегка улыбается мне, закрывая за собой заднюю дверь.
– Куда-то собрался? – спрашивает она, глядя на мою куртку и прижимая альбом к груди.
– Да, на твои поиски. – Я перестаю застегивать куртку и прикладываю руки к ее ледяным щекам. – Боже, ты замерзла. Как долго ты там пробыла?
Она смотрит на часы на микроволновке.
– Пару часов.
– Господи, Элла. – Я забираю у нее альбом и кладу его на стойку. Потом стягиваю с нее перчатки, беру ее руки в свои и дышу на них, пытаясь их согреть.
Она улыбается мне.
– Как прошел день с поиском смокинга?
– Не хуже, чем любой другой день хождения по магазинам. Хотя смокингов мы не нашли.
– Хорошо, – говорит она. – Они мне никогда не нравились. Ты будешь выглядеть намного лучше в джинсах и рубашке.
– Раз ты так считаешь, я не против, – отвечаю ей, затем замолкаю, тщательно подбирая следующие слова, обхватывая пальцами ее запястье. – Вернувшись домой, я немного почитал дневник твоей мамы.
– Да? – Она делает вид, что ей это неинтересно, но я чувствую, как учащается пульс на ее запястье. – Обнаружил что-нибудь хорошее?
– Да. Хочешь прочитать?
Горло у нее сжимается – она сглатывает, а затем переводит взгляд на столешницу, на котором лежит альбом.
– Может отложим? У меня хорошее настроение и не хочу его портить.
– Но то, что я выяснил – это хорошее, – обещаю я ей. – Доверься мне.
– Понимаю, но неважно какие там мысли: хорошие или удручающие – чтение все равно будет не из легких. Они имеют отношение к ней, а она умерла, и тогда на меня накатывает печаль.
Как я могу с этим спорить?
– Если это то, чего ты хочешь, так и быть, но клянусь, там не все так ужасно, и я действительно считаю, что тебе стоит прочитать до того, как мы поженимся. – Она морщится, когда я поглаживаю ее правую руку. – У тебя болит рука?
Она кивает, снова морщась.
– Этой рукой я врезала Мики. Мой кулак столкнулся с его челюстью.
Мысль о том, что Мики ее ударил, все еще вызывает во мне раздражение, но я заставляю себя выбросить ее из головы, потому что пообещал ничего не предпринимать, и отказываюсь его нарушать несмотря ни на что. – Сколько раз я тебе говорил бить вот так? – Я выпускаю ее руку и ударяю кулаком по своей ладони. – Не используй костяшки пальцев.