Путь к себе
Шрифт:
Ее губы приоткрылись ему навстречу, и все вдруг стало просто, совсем как у Нико. Где-то близко протопали тяжелые ботинки, замешкались на секунду — и вновь загрохотали по асфальту.
Но им было уже все равно. Все вдруг исчезло и потеряло смысл, кроме прикосновения губ, рук, волос, кроме дыхания, ставшего одним на двоих, кроме упоительного чувства слияния, открытия, проникновения.
Откуда вдруг это появилось, ни один из них объяснить бы не смог. Их души потянулись друг к другу, переплелись крыльями так, что ни расплести, ни развести, ни различить.
Он
А здесь, в тихом московском дворике, на скамейке сидели двое, тесно прижавшись друг к другу и не в силах разомкнуть объятий… Весь мир для них сузился до размеров этой скамьи, и казалось, нет лучше места на земле.
У Белого дома бурлила многотысячная толпа.
Весь переулочек у задней стены американского посольства был заставлен машинами, выстроенными елочкой. Лика толкнула Митю рукой в бок:
— Смотри, смотри, половина с дипломатическими номерами. Ненавязчивая американская помощь.
— Молодцы, — улыбнулся Митя. — Сами вмешиваться не могут, а машин не пожалели.
На высоком заборе посольства гроздьями висели какие-то люди, кричали по-английски и показывали два растопыренных вверх пальца. Международный знак — виктория, победа.
Лика помахала им из окошка, пристроила своего «жучка» в «елочку», и они отправились искать своих.
Это оказалось более чем проблематично. Народу со вчерашнего дня только прибавилось. Вокруг колыхалось людское морс, трехцветные флаги, лозунги, тут и там щетинились арматурой баррикады. Кучковались вокруг радиоприемников, тревожно ловя обрывочную информацию и тут же передавая ее по цепочке, пели под гитару старые любимые песни, перекуривали, обменивались впечатлениями.
Вдоль набережной пеночкой стояли пара десятков танков. Митя спросил у проходящего мимо парня:
— Слушай, друг, откуда танки?
— А ты не в курсе? — Парень широко улыбнулся.
— Да нет, мы только что приехали.
— Командир их привел. Лебедь зовут. Против приказа пошел.
— Ну и дела! — Митя покачал головой. — Отчаянные парни.
— Это точно, им ведь теперь, если что, трибунал светит за нарушение присяги. Вы телик-то хоть вчера смотрели?
— Нет, а что?
Митя искоса взглянул на Лику, возвращая ее этим взглядом в прошлую ночь. Она ответила лукавой улыбкой. Глаза ее мягко засветились. Какой там телевизор!
— Э-хм, — смущенно кашлянул парень, от которого не укрылся их безмолвный разговор. — Вчера в программе «Время», говорят, сюжетец про нас проскочил. Каким чудом, непонятно. Ельцин на танк забрался, речь говорил. Я подумал, может, вы меня видели. Я совсем рядом стоял.
— Так ты давно здесь?
— С самого начала.
— Нет, к сожалению, не видели. — Лика виновато развела руками. — Наверное, неспроста его показали, как ты думаешь? Может, там что-то сдвинулось?
— Хорошо бы.
— Слушай, а как здесь все организовано? — поинтересовалась Лика.
—
Лика протянула ему пластиковый пакет.
— Приберегите пока, пригодится. Кто знает, сколько еще тут…
— Да ты бери, — сказала Лика. — Голодный, наверное.
— Не-а, я уже поел. Кооператоры подкармливают, из Дома приносят. Солдатиков вообще кормят наперебой, они уж у себя в казармах отвыкли, поли, от такой пиши. По-моему, все окрестные жители уже здесь отметились. Одна бабулька — вот умора! — даже суп в кастрюльке принесла.
— И что?
— А что? Выпили за милую душу. Вчера рванули сюда, никто о еде и не подумал.
Лика огляделась по сторонам. Стены Белого дома пестрели надписями: «Нас не запугаешь!», «Кошмар на улице Язова», «Забил заряд я в тушку Пуго». Народ самовыражался, как всегда.
Они устроились на ступеньках, около лохматого парня с гитарой.
— Поднявший меч на наш союз, — четко, как отбивая шаг, пел он, — достоин будет худшей кары.
— И я за жизнь его тогда не дам и самой ломаной гитары, — подхватили с десяток голосов.
Лика смотрела на строгие светлые лица, решительно расправленные плечи, высоко поднятые головы и чувствовала, как гордость поднимается в ней мощной ватной. Мы молоды, мы сильны, нас много, и никаким траченным молью гекачепистам нас не сломить. Она присоединилась к хору.
— Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке!
К ним подошел мужичонка неопределенного возраста.
— Ребята, я выпить принес, — сказал он, пристраиваясь рядом.
Из-под полы пиджака, как по волшебству, возникли две поллитровки.
— Устали, поди, озябли. Вон, ветер какой, — приговаривал он.
Все как по команде повернулись к нему. Никто не проронил ни слова. Под строгими взглядами десятков пар глаз он почувствовал себя неуютно.
— Чего вы, чего? — забормотал он. — Я ведь от души.
— Шел бы отсюда, дядя, — сказала какая-то девушка.
Никто не пошевелился, но человек этот оказался вдруг как в вакууме.
— Какой я тебе дядя, шалава! — неожиданно закричав он, вскочив па ноги.
Жилы на шее вздулись, лицо покраснело. Превращение было таким стремительным, что поневоле закрадывалась мысль, а не спектакль ли это?
— Ох, сука, доиграешься, — продолжал распалять себя мужик. — Ей от сердца предлагают, а она выкобенивается!
Сжав кулаки, он шагнул к девушке и словно натолкнулся на стену. Несколько человек встали у него на пути: словно из-под земли выросли. Он как сдулся, втянул голову в плечи и исчез.
— Ходят тут всякие, воду мутят, — проговорил их знакомый парень.
— Думаешь, засланный казачок? — поинтересовалась Лика.
— А кто его знает? Появляются тут такие. Кто в драку лезет, кто выпивку предлагает. Да только зря все это. Негласный сухой закон». Пока все не кончится.