Путь к тишине. Часть 3

Сиреневый Кот

— А я и есть убийца, МакЛауд. Трупом больше, трупом меньше… или десятком трупов… какая разница?

— Митос!

— Хочешь остановить меня? Давай. Не бойся, я тебе призраком во сне являться не буду. Может быть.

— Черт! — МакЛауд покачал головой. — Ты ведь и сам все понимаешь.

— О да, — зло усмехнулся Митос. — Ну а оправдательных речей я, похоже, и вовсе не дождусь.

— Не вижу смысла в чем-то вас убеждать, — тихо произнес Лафонтен, повелительным жестом удерживая на месте готовых ринуться в бой телохранителей. —

Вы все равно поступите так, как сочтете нужным. Надеюсь, моя смерть не будет большим ударом для Ордена.

— Я думаю иначе.

— И вы отмените свою программу?

— Может быть. Если ваши люди не убьют меня раньше. А теперь…

Неожиданная телефонная трель заставила Митоса вздрогнуть.

Лафонтен приподнял брови:

— Вы позволите?

Митос кивнул. Что бы он ни думал о Наблюдателях вообще, выдержка этого человека производила на него впечатление.

Лафонтен извлек из кармана пальто телефон:

— Да? Да, я слушаю… Это точно?.. Хорошо. Спасибо, — он отключил связь и, вздохнув, снова поднял взгляд на Митоса. — Ваша подруга жива, здорова и скоро будет здесь.

— Что? — рука Митоса дрогнула.

Он быстро глянул на Шапиро. Тот выглядел ошарашенным.

— И я должен вам верить? — спросил Митос.

— Я не предлагаю вам просто верить. Я прошу немного подождать с решительными действиями. Вы ведь понимаете, каковы будут последствия ошибки.

— Отлично, — кивнул Митос. — Прикажите своим людям отойти к тому краю поляны, а сами идите сюда. О, не надо смотреть так удивленно! Если я останусь без прикрытия в вашем лице, от меня не останется и мокрого места. Ну?

— Ступайте, — негромко приказал Лафонтен телохранителям.

— Но так нельзя… — снова запротестовала девушка.

Верховный ее перебил:

— Объясните это Шапиро. Я не буду даже настаивать, чтобы вы были вежливы. Идите.

Митос и Лафонтен остались одни.

— Надеюсь, — заметил Митос, вновь прислоняясь к стволу дерева, — вы понимаете, что произойдет, если вместо Кедвин сюда явится подкрепление в десяток вооруженных Наблюдателей?

— Понимаю, — спокойно ответил тот, оглянувшись на дорогу, ведущую к городу. — Простите, я не очень хорошо себя чувствую. Можно мне сесть?

— Пожалуйста, — пожал плечами Митос.

Лафонтен тяжело опустился на травяной бугор у корней дерева.

— Мне симпатична ваша смелость, — сказал Митос.

— Это не смелость. В мои годы и при моем здоровье поневоле привыкаешь к мысли о близкой смерти. Вряд ли получить пулю намного неприятнее, чем валяться на больничной койке, гадая, придется ли с нее встать.

Митос усмехнулся:

— Только не говорите, что я окажу вам услугу, если…

— Не окажете.

Митос коротко вздохнул. При известии о том, что с Кедвин все в порядке, он будто очнулся от владевшей им ненависти и жажды разрушения.

Он опустил взгляд на пистолет, который сжимал в руке, потом

снова покосился на своего заложника. Сколько ему лет — семьдесят два… или уже исполнилось семьдесят три?

Столько силы и достоинства! Наверно, именно такие люди когда-то научили Старейшего уважать не только себе подобных. Но если сейчас его попытаются обмануть, это не будет иметь значения. Хотя нажать на курок, глядя в эти глаза, будет много труднее, чем, к примеру, пристрелить Шапиро.

Однако трудно не значит невозможно.

Митос оглянулся. Охранники Верховного уже навели порядок на поляне. Согнали к фургону всех, кто был вместе с Шапиро — их оказалось десять человек, считая того, которого Митос ранил. Сам Шапиро сидел на траве возле фургона, держась за щеку и являя собой зрелище абсолютно жалкое. Судя по виду девушки, стоявшей в паре шагов от него, плюхой его угостила именно она.

МакЛауд наблюдал за всеми, стоя в стороне.

*

Кедвин казалось, что она потеряла сознание только на миг. Но, когда она открыла глаза, не было ни улицы, ни автомобиля, внезапно вылетевшего на нее из переулка, а было полутемное помещение, похожее на подвал с крохотными окошками под потолком, и наручники, от которых мерзко ныли запястья.

Стоп. Наручники.

Кедвин попыталась приподняться и осмотреться. Все верно, ее руки прикованы наручниками к торчащим из бетонной стены железным кольцам. Причем к разным, в полуметре одно от другого. А запястья болят, потому что она висела в этих наручниках в сидячем положении.

Черт возьми! И снять их никак не получится, разорвать тем более.

Кедвин оглянулась по сторонам. Подвал как подвал. Железная дверь в одной стене закрыта плотно и, вероятно, заперта снаружи.

Куда же она попала и чего от нее хотят?

Или не от нее?

При этой мысли ее обдало холодом. Если ее схватили, чтобы добраться до него!

Все отодвинулось — сомнения, намерение прекратить отношения, уехать. Осталось одно: из-за нее Митос может погибнуть. Неважно, что не по ее вине. Много ли достоинства в том, чтобы дать сделать себя таким орудием?

Чувствовала она себя нехорошо, но нужно было выбираться поскорее. Был, конечно, способ выбраться из любых оков, но для этого надо хотя бы встать на ноги, а ей не удавалось и это.

За дверью послышались шаги и голоса. Кедвин повисла в наручниках, изображая обморок, но не забывая подсматривать сквозь ресницы.

Дверь распахнулась.

— …нужно поторапливаться, — донесся обрывок фразы.

— Легко сказать, поторапливаться, — отозвался другой голос. — Вот тебе часто приходилось отрубать головы?

При последних словах у Кедвин оборвалось сердце.

— Ладно, хватит болтать! Берите ее и волоките в нижнюю каморку.

Послышались удаляющиеся шаги.

— Ладно, пошли, — проворчал второй голос.