«Путь к Успеху: Обретение Силы внутри себя»
Шрифт:
— Я полагаю, что это требует тренировки, как и у меня со стрелами. Я надеюсь, что ты справишься с этим быстрее, чем я со стрелами.
— У тебя будет получаться лучше, — убежденно говорит он.
— Даже если мне придется стоять у тебя за спиной и поправлять тебя каждый день в течение нескольких часов. Сейчас это даже важнее, чем было раньше.
— Спасибо. Дай мне знать, если я могу чем-нибудь помочь тебе с… ммм.
— Ты уже помогаешь.
Он поворачивается ко мне, приближаясь ближе. Ему требуется так много времени, чтобы сформулировать следующие слова, что я почти думаю, что он передумает и вообще ничего не скажет. Но когда он заговаривает, я понимаю, почему ему потребовалось так
— Мне лучше, когда ты рядом со мной. Я впервые заметил это в ту ночь, когда у меня поднялась температура.
Это признание дорого ему обходится. Очень дорого. Потому что он не может забрать свои слова обратно. Днем ему легко говорить, что он может снова спать один в кабине пилота. Но ночью, когда ужасы, которые он так старается забыть, мучают его, он не может притворяться.
— Я заметила, что ты был неподвижен в ту ночь, когда я была рядом с тобой, но я не был уверена, вырубила ли тебя лихорадка или нет. Почему ты ничего не сказал?
— Мне было стыдно. Все еще стыдно.
— Не стоит.
— Мне бы не хотелось заставлять тебя чувствовать себя неловко, просто чтобы я мог…
— Почему, потому что это было бы эгоистично? Тристан, ты заслужил право быть эгоистом на протяжении двух жизней. И для протокола, я вовсе не думаю, что ты ведешь себя эгоистично.
Он долго смотрит на меня, прежде чем спросить:
— Тогда ты останешься здесь рядом со мной? Даже после того, как я засну?
Дрожь пробегает у меня по спине, когда я отвечаю, потому что я никогда в жизни не чувствовала себя такой нужной.
— Я останусь. Оещаю.
— Хорошо.
— А теперь придумай что-нибудь приятное, о чем можно помечтать, — призываю я.
К моему удивлению, он хихикает.
— О, я знаю, что я могу использовать, чтобы начать тренироваться во сне.
— Я вся внимание.
— Я надеюсь на мысленное воспроизведение твоего сегодняшнего танца голышом, — говорит он, ухмыляясь.
— Тристан! А я считала тебя джентльменом, потому что ты не упомянул об этом.
— Это было фантастически.
Я игриво щипаю его за грудь пальцами. И сожалею об этом. Прикосновения к нему достаточно, чтобы у меня мурашки побежали по рукам. Мурашки по коже, которые он не может пропустить, даже несмотря на скудный свет, потому что его другая рука тянется к моей руке, ущипнув меня в ответ. Он задерживает дыхание, когда чувствует мою кожу под своими пальцами. Сейчас я бы хотела, чтобы в самолете не было даже лунного света, чтобы я не видела отблеска желания в его глазах.
— Обещай мне, что не будешь думать об этом, — говорю я, молясь, чтобы он воспринял мою реакцию как проявление моего смущения.
Отдергивая руку, он говорит:
— Эй, это нечестно. Ты сказала, что я могу быть эгоистом.
— Но ты говоришь о моем теле. Я запрещаю тебе мечтать об этом.
— Ты никогда не узнаешь, — говорит он.
Но я знаю. Потому что, когда он засыпает, он снова начинает бормотать о бомбах и обо всем, что было его виной, и только когда он кладет голову мне на грудь, обнимая меня руками, он успокаивается. Остаток ночи я не сплю ни минуты, чувство вины душит меня. Я смотрю на свое кольцо с бриллиантом, пока не начинаю плакать.
Глава 18
Эйми
— Мы можем немного притормозить, пожалуйста?
Неделю спустя я тяжело дышу во время нашего ежедневного рейда в лес за едой.
— Мне нужно немного отдохнуть.
— Я бы предпочел, чтобы мы добрались до самолета, Эйми.
— Всего одну минуту, пожалуйста.
— Хорошо, — он внимательно смотрит на меня, как будто ожидая, что я рухну к его ногам в любую минуту, что вполне возможно.
— Отдохни здесь несколько минут, пока я не соберу еще немного фруктов.
Он указывает на дерево справа от нас.
— Я буду присматривать за тобой.
— Я не сомневаюсь, — говорю я шепотом, который заглушается криком какого-то животного, прячущегося на дереве. Звуки жизни, несущиеся со всех направлений, из каждого дюйма леса, уже не пугают меня так сильно, как раньше. Ни кваканье, ни визг, ни хор других неразличимых жужжащих звуков. Я не могу сказать то же самое о вое хищников, но я пытаюсь направить этот страх в русло обучения тому, как защищаться.
В ту минуту, когда Тристан поворачивается ко мне спиной и начинает взбираться на дерево, я роняю плод, который несу, прислоняюсь к дереву и делаю глубокий вдох. Я закрываю глаза. Я так больше не могу. Моя бессонница стала еще хуже. Между кошмарами Тристана и моим всепоглощающим чувством вины мне никогда не удается поспать больше часа за ночь. Я не могу сосредоточиться, и я расплачиваюсь за это. Вчера я споткнулась о какие-то корни и порезала левую ногу, так что теперь я хромаю. Тристан настоял, чтобы намазать ее антибиотиками, так что это уничтожило половину нашего скудного запаса. Если случится что-то худшее, нам почти нечем будет себя лечить. Мне нужно больше спать, иначе я скоро стану обузой. Учитывая свежий набор отпечатков ягуара, которые мы обнаружили вчера внутри нашего забора, я не могу себе этого позволить. Хорошая часть заключается в том, что мы почти уверены, что это всего лишь один ягуар. Плохо то, что, поскольку он продолжает возвращаться, он, должно быть, нашел это место интересным. Тристан все еще настаивает, что мы должны выполнять все задания вместе, и я больше не против этой идеи. Всякий раз, когда он исчезает из моего поля зрения, даже на несколько секунд, я в ужасе думаю, что с ним могло что-то случиться.
Мы еще не нашли достаточно сильного яда. На прошлой неделе Тристан перепробовал бесчисленное множество растений, которые выглядели ядовитыми, брал их листья и делал из них отвары. Он испытал отравленные стрелы на нескольких бедных, ничего не подозревающих птицах. Результаты были не очень хорошими. На самом деле, даже не очень хорошими.
— Эйми.
Я вздрагиваю, открывая глаза. Я задремала.
— Ты в порядке? — спрашивает Тристан.
— Да, если только армия муравьев снова не поползла по моим рукам.
Это урок, который я усвоила на собственном горьком опыте: никогда не сиди на лесной подстилке и не отдыхай, прислонившись к дереву, дольше нескольких секунд. Насекомые и рептилии прячутся на коре деревьев, готовые нанести удар, когда у них появится такая возможность.
— Собери свои фрукты, я понесу все остальное. Мы должны вернуться.
Я отталкиваюсь от дерева, осматривая свои руки. Ни одного насекомого или признака укуса. Фух.
— Это, должно быть, какое-то чудо.
Я наклоняюсь, чтобы собрать фрукты, которые уронила к своим ногам, когда мое внимание привлекает кора дерева. Она белая, как будто ее кто-то покрасил. И на ней нет насекомых. Я достаю свой карманный нож и делаю длинный надрез в коре. Он поверхностный, но из трещины начинает вытекать темно-коричневая жидкость, как будто дерево кровоточит.
— Тристан, иди посмотри на это.
Он прищуривает глаза, осматривая его.
— На нем нет насекомых, — бормочет он.
— Вот именно.
В унисон мы оба смотрим в землю. Вокруг дерева растут какие-то растения, но их не так много, как обычно. Сок дерева, должно быть, ядовит. Очень.
— Давайте соберем это. Возможно, это как раз то, что нам нужно.
Наблюдая за мной, он добавляет:
— Я отведу тебя обратно к самолету, а затем вернусь, чтобы сделать это.
— Не будь смешным. Вдвоем будет быстрее. Давай просто покончим с этим.