Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту
Шрифт:
В конце концов решение было принято. В ноябре 1843 года Маркс вместе с женой переселился в Париж, оживленнейший центр немецкой политической эмиграции. Здесь в конце февраля 1844 года появился изданный Марксом и Руге первый и единственный том «Немецко-французских ежегодников» (двойной номер). В этом томе были напечатаны две работы Маркса, а также работы Энгельса. «Немецко-французские ежегодники» составили литературную основу дружеского союза двух гениальных людей.
Переписка 1843 года
В качестве введения была помещена «Переписка 1843 года», которая велась между Марксом, Руге, Бакуниным и Фейербахом с марта по сентябрь 1843 года. Эта переписка носила совсем иной характер, чем только что упомянутая переписка между Марксом и Руге. Маркс ссылался на этот раз не на организационно-деловые обстоятельства, а на принципиально политические. Правда, Руге напечатал эту переписку в «Немецко-французских ежегодниках» не полностью, а в отредактированном виде. Несмотря на это, взгляды Маркса совершенно ясны.
60
К. Маркс
Еще в первом письме к Руге Маркс указывал на грядущую революцию [61] .
Руге отвечал уклончиво, считая, что мысль о революции в Германии иллюзорна, что немцы «исторически погибли»; в том, что немецкий дух является таким «низким», виновата исключительно «его низкая природа». Маркс решительно выступил против этого столь же прекраснодушного, сколь и неоправданного пессимизма.
Маркс отличает существующий, старый мир от будущего, нового мира. Он нашел более жесткие, чем Руге, слова для «господина» старого мира, «филистера»: «…филистер – господин мира только в том смысле, что филистерами, их обществом, кишит мир, подобно тому как труп кишит червями… Филистерский мир – это мир политических животных… Филистер – материал монархии, а монарх – всего лишь король филистеров; он не может сделать ни себя, ни своих подданных свободными, настоящими людьми, пока обе стороны остаются тем, чт'o они собой представляют сейчас». В противоположность Руге, Маркса, однако, не сбивает с толку это филистерское государство, в лице которого он прежде всего клеймит позором прусский абсолютизм. «Критика философии государственного права Гегеля» обратила его к практике. Он увидел, что невозможно «уничтожить филистерское государство, оставаясь на его собственной почве». Но если дело обстояло так, то необходимо было как раз создать новый базис, который уничтожил бы филистерское государство. Маркс понимал структуру общества, на что Руге был неспособен. Общество состоит не только из филистеров. Кроме филистеров, эксплуататоров, имелись еще эксплуатируемые, «мыслящее и… страдающее человечество», как их называл Маркс. «Я обращаю Ваше внимание только на то, – писал Маркс Руге, – что враги филистерства, т.е. все те, кто мыслит и страдает, достигли взаимопонимания, – а для этого раньше не было возможности…» Мыслящие и страдающие люди являются носителями революции и одновременно представителями нового мира: «…система промышленности и торговли, система собственности и эксплуатации людей ведёт ещё гораздо скорее, чем размножение населения, к расколу внутри теперешнего общества, – к расколу, от которого старая система не в состоянии исцелить, потому что она вообще не исцеляет и не творит, а только существует и наслаждается. Существование страдающего человечества, которое мыслит, и мыслящего человечества, которое подвергается угнетению, должно неизбежно стать поперек горла пассивному, бессмысленно наслаждающемуся животному миру филистерства.
61
Там же, стр. 372.
Наша же задача состоит в том, чтобы разоблачать старый мир и совершать положительную работу для образования нового мира. Чем больше времени будет предоставлено ходом событий мыслящему человечеству, чтобы осознать свое положение, а человечеству страдающему, чтобы сплотиться, – тем совершеннее будет плод, который зреет в недрах настоящего». В то время как Руге настоящее сделал будущим, Маркс видел в настоящем как прошедшее, так и будущее, уже отжившее и несущее будущее новое. Он предвидел, что дальнейшее развитие капитализма навязывает человечеству революционное решение в пользу нового.
Ответное письмо Руге было коротким. Он не пускался в дальнейшую полемику, так как не мог опровергнуть замечательную аргументацию Маркса. Но то, что он не смог правильно понять Маркса, обнаружилось некоторое время спустя. Руге не нашел пути, чтобы встать на позицию мыслящих и страдающих людей, а Маркс уже твердо занял эту позицию. В конце своего письма Руге все же просил Маркса высказаться о плане, приложенном к новому журналу «Немецко-французских ежегодников».
Маркс ответил, прислав Руге основные соображения о программе нового политического направления. Изложенная здесь политическая программа – зародыш будущего «Манифеста Коммунистической партии». Новому политическому направлению, пояснял Маркс, не подходит «конструирование будущего и провозглашение раз навсегда готовых решений для всех грядущих времён». Ни с одним видом утопизма Маркс не хотел иметь никакого дела. Для него важна была прежде всего научная точность политических тезисов. Чтобы быть научно точными, эти тезисы должны быть построены на существующих отношениях, с которыми нельзя не считаться. По этому поводу Маркс прямо указывает, что «…преимущество нового направления как раз в том и заключается, что мы не стремимся догматически предвосхитить будущее, а желаем только посредством критики старого мира найти новый мир». Маркс нашел между тем возможность устранения того далеко идущего разрыва, в котором он раньше обвинял идеализм, – разрыва между теорией и практикой. Общественная теория, действие которой предназначено для общественной практики, должна развиваться из общественной практики. Критическая теория должна активизировать содержащиеся в самой общественной практике критические моменты, чтобы ее критика была действенной. Маркс выдвигал требование «о беспощадной критике всего существующего, беспощадной в двух смыслах: эта критика не страшится собственных выводов и не отступает перед столкновением с властями предержащими». «Философия стала мирской…» – назвал Маркс это начинание. Превращение философии в мирскую, ее превращение в науку состояло, таким образом, в том, что она стала руководством для революционно-практической критики. От этого она не перестала быть теорией, но из теории, ведущей практически к ошибке, она стала теорией, ярко освещающей общественную практику.
«Ничто не мешает нам, следовательно, связать нашу критику с критикой политики, с определённой партийной позицией в политике, а стало быть, связать и отождествить нашу критику с действительной борьбой. В таком случае, мы выступим перед миром не как доктринёры с готовым новым принципом: тут истина, на колени перед ней! – Мы развиваем миру новые принципы из его же собственных принципов. Мы не говорим миру: „перестань бороться; вся твоя борьба – пустяки“, мы даём ему истинный лозунг борьбы. Мы только показываем миру, за чт'o собственно он борется, а сознание – такая вещь, которую мир должен приобрести себе, хочет он этого или нет…
Таким образом, наш девиз должен гласить: реформа сознания не посредством догм, а посредством анализа мистического, самому себе неясного сознания, выступает ли оно в религиозной или же в политической форме. При этом окажется, что мир уже давно грезит о предмете, которым можно действительно овладеть, только осознав его. Окажется, что речь идёт не о том, чтобы мысленно провести большую разграничительную черту между прошедшим и будущим, а о том, чтобы осуществить мысли прошедшего. И, наконец, обнаружится, что человечество не начинает новой работы, а сознательно осуществляет свою старую работу».
Соответственно этой программе Маркс изложил дальнейшую аргументацию в двух своих работах, помещенных в «Немецко-французских ежегодниках»: «К еврейскому вопросу» и «К критике гегелевской философии права. Введение».
К еврейскому вопросу
(август – ноябрь 1843 года)
Эта работа является замечательным примером революционно-материалистической критики, изложенной в том же духе, как она намечалась у Маркса в его программных требованиях, высказанных в «Переписке 1843 года». Предмет критики – две работы Бруно Бауэра, появившиеся в 1843 году, в которых требование евреев государственно-гражданской эмансипации Бруно Бауэр представил как чисто религиозную проблему. Бауэр предполагал государственно-гражданскую эмансипацию евреев провести путем устранения противоположности между евреями и христианами. «Как сделать религиозную противоположность невозможной? Для этого надо уничтожить религию», – излагает Маркс мнение Бауэра.
62
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 382 – 413.
Маркс возражал против этого, указывая на то, что Бауэр совершенно не заметил настоящей проблемы, если он, с одной стороны, требовал, чтобы еврей отказался от иудейства, точно так же, как каждый человек – от исповедуемой им религии, а с другой стороны, принимал политическое упразднение религии за упразднение религии вообще.
Маркс употребил здесь понятие «политическое» в совершенно особом смысле. Под «политическим государством» он понимал именно государство капиталистического общества и аналогично под «политической эмансипацией» – освобождение от средневекового христианского государства. С полным правом Маркс возражал Бауэру, указывая, что последний совсем не принимает во внимание реальные исторические отношения: «Еврейский вопрос получает различную формулировку в зависимости от того, в каком государстве живёт еврей. В Германии, где не существует политического государства, государства как такового, еврейский вопрос – чисто теологический вопрос. Еврей находится в религиозной противоположности к государству, признающему христианство своей основой… Критика является здесь критикой теологии, обоюдоострой критикой – критикой христианской теологии и критикой иудейской теологии. Но мы всё ещё вращаемся в сфере теологии, как бы критически мы в ней не вращались». По-другому складываются отношения во Франции, совсем иначе – в Соединенных Штатах Северной Америки, где, как говорил Маркс, «по крайней мере в части их», «еврейский вопрос» потерял «своё теологическое значение» и стал «действительно мирским вопросом». Вместе с этим изменилась также и проблема критики. Из теологической проблемы она стала проблемой критики политического государства. Этого Бауэр не видел вообще: «Тогда критика становится критикой политического государства. Начиная с того пункта, где вопрос перестаёт быть теологическим, критика Бауэра перестаёт быть критической».
На основе своих наблюдений Маркс заключал, что завершенная политическая эмансипация и интенсивное религиозное рвение существуют вместе и друг возле друга, «что бытие религии не противоречит завершённости государства», что вследствие этого бессмысленно связывать политическую эмансипацию с упразднением религии.
Религия была для Маркса признаком существующего несовершенства. Где же нужно искать это несовершенство? Не иначе как в сущности государства, отвечал Маркс. В обращении, в котором уже содержится намек на позднейшую критику Фейербаха, Маркс говорит о том, как он понимает религию: «Религия для нас уже не причина мирской ограниченности, а лишь её проявление».