Путь Короля. Том 2
Шрифт:
Стеффи, с самого утра возившийся со своими драгоценными огненными веществами, а также с глиняными горшками и кружками, позаимствованными в ближайшем караульном помещении, кинул первый изготовленный им огненный шар в голову императора. Бруно, не задумываясь, отбил его щитом, снаряд ударился о кожаную обивку, свалился на один из трупов и потихоньку покатился по ступенькам. Стеффи с изумлением выпучился на него. Если просто бросить снаряд на землю, он разобьется, и горящий фитиль воспламенит содержимое… А сейчас, когда было так нужно, чтобы снаряд разбился, он выдерживал удары, словно железный.
Стирр кинул свой круглый
При виде этого все на мгновенье притихли, потом рыцари Ордена с ревом бросились вперед, от нетерпения отталкивая друг друга. Вне себя от ярости Бранд протолкался, размахивая «Боевым троллем», на верхние ступени, чтобы отомстить за своего родственника.
Стеффи, не придавая значения ни начинающемуся поединку, ни неписаным законам чести, повторил свою попытку. На этот раз он швырнул глиняную кружку, заткнутую сверху тряпкой, и целился уже не в человека, а в каменную ступеньку под ним. Кружка разбилась, тлеющий фитиль упал на смесь серы, селитры и нефти. Вспышка, и под ногами императора затрещали языки пламени. Он перепрыгнул через них, ринулся с мечом на Бранда, отбил ответный удар. И вдруг отступил назад, выронил меч, еще отпрыгнул назад, железными рукавицами принялся сбивать охватившее ноги пламя. Бранд наседал с поднятым топором, забыв о кодексе drengskapr. Взорвалась еще одна пивная кружка, на этот раз у его ног, потом еще одна и еще, команда Стеффи, воодушевленная первым успехом, стала закидывать глиняными снарядами каждую свободную полоску камня на обеих лестницах.
Рыцари Ордена окружили своего императора, тушили его горящую одежду рукавицами и голыми руками. На второй лестнице Агилульф, который в подражание императору вышел на поединок с Гудмундом, незатейливо повернулся спиной и побежал, сбив по пути с дюжину своих воинов; ему уже доводилось побывать на краю огненной могилы, и один вид пламени приводил его в панику. Викинги ломанулись было вперед, но, почувствовав под ногами жар, остановились.
Обе противоборствующие стороны теперь потихоньку отступали, единственным звуком был рев пламени, призрачного пламени, которое выбрасывало клубы черного дыма и, казалось, ничего не сжигало. Арбалетчики, все утро выпрямлявшие и затачивавшие свои поврежденные стрелы, прицелились и выпустили последний залп, с силой пронзивший щиты и тела братьев Ордена.
— Отпустите меня, — выдохнул император, обращаясь к людям, которые тащили его подальше от выстрелов. — Отпустите меня, облейте меня водой, и мы должны попытаться еще раз.
— На этот раз неудача, Kaiser, — сказал баварец Тассо. — Ты свалил большого ублюдка, но им было чем нас встретить. На этот раз достаточно.
Через ряды воинов проталкивался какой-то человек. Это был рыцарь из охраны Грааля, он не имел права покинуть свой пост, разве что в самом худшем случае. Но рыцарь улыбался.
— Эркенберт — я хочу сказать, его святейшество — просил немедленно подойти к нему. Он нашел кой-чего, что ты искал. Или кой-кого.
Онемение
Разговорчики стражников замерли, и Шеф, прикованный за высоко поднятые запястья к стене, попытался выпрямиться.
И перед ним появился император, а рядом Эркенберт.
Они не виделись со времени битвы при Бретраборге, хотя не проходило дня, чтобы они не вспомнили друг о друге. Теперь они пытливо всматривались, чтобы проверить свою память, убедиться, какие следы оставило время.
«Император тоже ранен, — понял Шеф, — его суровое невыразительное лицо время от времени невольно подергивается от боли. От него пахнет кровью и гарью, и морщины на лице прорезались глубже». А император видел перед собой мужчину, не достигшего и тридцати лет, с сединой на висках и со взглядом, прищуренным как у человека на двадцать лет старше. Вокруг пустой глазницы плоть усохла и втянулась. Он шатался от слабости, на ногах его удерживали только оковы. Каждый из двоих однажды уже сохранил другому жизнь. Каждый видел в другом приметы решительности и тяжкого бремени ответственности.
— Ты вероотступник и бунтовщик против Бога, — сказал Бруно.
— Нет, не против Бога, — ни против твоего Бога, ни против любого другого. Только против твоей Церкви. В Англии ни один священник не подвергается преследованиям, ни один христианин не пострадал за свою веру.
Голос императора стал резче:
— Ты прятал от меня Святой Грааль. Выкрал его у меня обманом.
— Я нашел тебе Святое Копье. Если бы не я, оно бы никогда тебе не досталось.
Казалось, император не знает, что сказать. Его растерянность прервал голос фанатичного Эркенберта:
— Ты изготовил подложные книги и ложные Евангелия и распространил их по всему христианскому миру!
— Почему ты думаешь, что они ложные?
— Вот видишь! — крикнул Эркенберт императору. — В своей доброте ты готов простить его даже сейчас. Задумайся же вот о чем. Другие еретики грешны тем, что борются против нашей веры, а этот человек — если он человек — порочит все религии сразу. Если он добьется своего, все книги станут просто написанными словами, которые можно толковать и так и этак. Относиться к ним, как к клятвам лошадиного барышника или обещаниям шлюхи.
— Книги и есть просто слова, — слабо сказал Шеф, он уже терял сознание. — Просто нельзя спросить у писателя, написал ли он правду. Нельзя взглянуть ему в глаза.
— Он усомнился в Слове Божьем, — решительно заявил Бруно. — Это его грех перед Святым Духом. Как он должен умереть, ваше святейшество?
— Мы в Риме. Сделаем так, как делают римляне, мы распнем его.
— Разве он заслуживает умереть так же, как Спаситель?
— Святой Петр был распят вверх ногами, поскольку не дерзнул подражать Спасителю. Прибьем этого с высоко поднятыми над головой руками.