Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной
Шрифт:
Помимо собраний Конференции, мы, православные, заседали и отдельно, либо чтобы ознакомить своих сочленов с докладами в секциях, либо чтобы выработать план, как действовать в отделах, что там говорить, что постановлять… Тут наше расхождение и обнаруживалось. Одни представители православия воспринимали все благожелательно со всеобъемлющей широтой, а другие относились к протестантизму непримиримо, черство, не считая даже возможным разговаривать с "еретиками". Греки оказались непримиримее балканских славян и русских. В результате было выработано вышеуказанное особое заявление (прочитанное греческим митрополитом Германосом в общем собрании Конференции 16 августа), и был поставлен вопрос об участии нашей группы в заключительном голосовании Конференции. Разрешения вопрос не получил: одни (в том числе и я) считали, что, прочитав заявление, надо принять участие в голосовании; другие, наоборот, полагали, что, по прочтении заявления, от голосования надо уклониться. В конце концов православные делегаты разрешили этот вопрос в индивидуальном
Что касается русской группы, надо отметить, что делегированные мною профессора Богословского Института проявили активность и были заметными членами Конференции. К сожалению, как я уже сказал, среди них существовали давние разногласия, которые меня тревожили. Они проявились на первом же заседании общего собрания Конференции, когда о. Георгий Флоровский резко и язвительно напал на благочестие "чистого сердца", не покоящееся на устойчивом богословском фундаменте… Речь его была произнесена после речи о. Сергия Булгакова, который указывал на чрезмерно важное значение, нередко приписываемое доктринальным вопросам важности второстепенной, и подчеркнул, что такого рода ригоризм по отношению не к Истине как таковой, а к ее истолкованиям является серьезным препятствием к сближению Церквей. Речь о. Флоровского, направленная против о. Булгакова, произвела на многих тягостное впечатление, но не на всех. Canon Douglas, важная церковная особа, исполняющая при архиепископе Кентерберийском обязанности статс-секретаря, весьма расположенный к о. Флоровскому, наговорил мне после заседания много комплиментов по его адресу и обошел молчанием речь о. Булгакова, тем самым подчеркивая свое отрицательное отношение к нему. Я знал, что о. Флоровский после Оксфордской конференции гостил несколько дней у Canon Douglas'а и теперь почувствовал, что за кулисами завелась какая-нибудь интрига. Canon Douglas пригласил меня к завтраку, на который кроме меня и греческого архимандрита Михаила Константинидеса были приглашены архиепископы Йоркский, Линкольнский и примас Ирландии архиепископ Дублинский. Я сослался на несоответствие моего одеяния официальному характеру завтрака (я был в простой рясе и шапочке), но Canon Douglas настаивал, и я согласился, хоть за завтраком мне пришлось сидеть в подряснике, но это значения не имело: англикане довольно плохо разбираются в наших одеяниях.
За завтраком об о. Булгакове не было произнесено ни слова… А через день-два в "The Church Times" (большой церковной газете) появилась статья против него, в которой автор, между прочим, выражал недоумение, почему англикане собирают деньги на Богословский Институт, когда там среди профессуры такие явные еретики, как о. Булгаков.
Эта статья неожиданно привела к обратному результату: видный американский богослов Gavin обратился ко мне с выражением сочувствия и протеста, а через несколько дней в той же газете появилась сильная и резкая отповедь обвинителю. Это доказывало, что личность о. Сергия, несмотря на нападки, пользуется искренним уважением. Я узнал, что во время Оксфордской конференции, на garden party у архиепископа Кентерберийского, маститый хозяин дома велел разыскать его среди толпившихся гостей и долго с ним беседовал; но в течение всей Эдинбургской конференции вокруг него вились какие-то неприятные кривотолки и плелась за его спиной паутина мелкой интриги… К сожалению, наши православные богословы реагировали на это вяло; быть может, это объясняется тем, что "карловчане" перед Конференцией разослали всем автокефальным Церквам свое осуждение богословских трудов о. Сергия Булгакова [239] .
239
В Болгарии не так давно вышел объемистый, научно малоценный, труд епископа Серафима, обличающий учение о Софии; а сын священника о. Ливена посвятил отрицательной критике трудов о. Булгакова свою диссертацию.
Моя роль в Эдинбурге вследствие незнания иностранных языков внешне активной быть не могла. Все же мое присутствие на Конференции было не совсем бесполезным. Кое-что сделать мне удалось. Приходилось сплачивать, примирять, советовать… По мере возможности старался я помочь и моим недавним парижским гостям-индусам.
Моей задачей было представить их православным делегатам, а православных делегатов познакомить с ними. В общежитии индусы жили в комнатах рядом со мною. Мы постоянно встречались, беседовали, они выражали сердечное расположение ко мне, называли меня "наш митрополит". Я посоветовал митрополиту Германосу устроить с ними встречу и расспросить об основах их исповедания, дабы выяснить, насколько они православию близки.
Встреча состоялась. Греки строго допрашивали, индусы смиренно отвечали. Постепенно лица греков стали светлеть… "Хорошее впечатление… Они совсем православные", — сказал мне архимандрит Константинидес. Я предложил митрополиту Германосу дать индусам указания, что им делать для воссоединения с православием. Он посоветовал им обратиться с официальным заявлением к Константинопольскому Патриарху, а я обещал им быть посредником.
Эта древняя христианская Церковь привлекает в настоящее время внимание нескольких Церквей; втянуть ее в свою орбиту хотят и англикане, и католики, и сербы, и даже "карловчане". Однако индусы выказывают особое
240
См.с.508–514.
Заседания общего собрания Конференции начинались и заканчивались молитвой, которую читали представители Церквей по очереди; затем все делегаты вместе пели гимны и псалмы.
Бывали торжественные богослужения в прекрасных Эдинбургских соборах, на которых присутствовало множество народу. Духовенство разных вероисповеданий, национальностей и рас, в разнообразных церковных облачениях, пышной и величественной процессией следовало через весь собор на возвышение к престолу… Глубоко трогательная по своему символическому смыслу картина: в братской любви и свободе Церкви собрались для общения в молитве о соединении их под водительством Единого Пастыреначальника — Христа…
Нам, православным, для наших служб отвели храм Святой Троицы, где мы по воскресеньям и служили. На одну нашу Литургию пришло много инославных делегатов и просто местных жителей. Служил греческий митрополит Германос в сослужении о. С. Булгакова и греческого архимандрита Михаила. По окончании обедни, когда митрополит Германос вышел с крестом, к амвону потянулись длиннейшей чередою все молящиеся. Как смиренно и с каким благоговением прикладывались наши инославные братья ко кресту и вкушали кусочек просфоры…
Было у нас и свое православное богослужение. Очень часто, в 7 часов утра, мы служили обедню в одной из комнат общежития, которую нам отвели под церковь. Скромные, трогательные службы… Принимали в них участие главным образом русские.
После Эдинбурга я продолжал участвовать в Экуменическом движении.
В мае 1938 года состоялась Конференция в Утрехте (Голландия) под председательством архиепископа Йоркского. Конференция единодушно одобрила приготовленный для ее рассмотрения проект мировой экуменической "конституции", обсудила и наметила основное направление Движения, которое должно согласовать два главных его течения: 1) Лозаннское "Вера и Церковный строй", посвященное чисто религиозно-церковным вопросам; 2) Стокгольмское "Жизнь и Труд", т. е. течение практического, социального христианства. Впредь до введения в жизнь "конституции" Конференция избрала Временный комитет (из 30 членов) под председательством архиепископа Йоркского д-ра Темпля; вице — председателями были избраны: пастор Бёгнер, митрополит Германос и д-р И. Мотт; генеральным секретарем — д-р Visser't Hooft.
Летом того же года я побывал в Англии. Мне необходимо было увидать архиепископа Кентерберийского: я хотел осведомить его о трудном экономическом положении нашего Богословского Института. Одновременно я посетил Съезд англо — русского содружества святого Албания и Преподобного Сергия в High Leigh и провел с молодежью два дня. К сожалению, я чувствовал себя плохо: во время путешествия я упал на пароходе, и теперь последствия падения сказывались.
После свидания с архиепископом Кентерберийским, обещавшим мне предпринять некоторые меры, чтобы помочь нашему Институту, — я проехал в "Дом отдыха", устроенный неподалеку от Лондона м. Марфой (Масленниковой) и ее подругой, датской графиней Шак; здесь я оправился от моего недомогания.
В начале октября мне снова пришлось поехать в Англию, по приглашению Англо-Кафолической Ассоциации, устроившей свое собрание в г. Бристоле. Я жил у генерального секретаря Dr. French'а. Это старый, убежденный друг и многолетний деятель по сближению Англиканской Церкви с Восточной. Я его знаю давно. В одной из комнат его дома размещена богатая и очень ценная коллекция наших русских старинных икон XV–XVI вв. В Бристоле я виделся с архиепископом Кентерберийским; он мне сказал, что помнит о нашей июльской беседе, а предположенное им совещание о Богословском Институте намечено в конце месяца… Что касается моих впечатлений о собрании Англо-Кафолической Ассоциации, — то не скрою, оно показалось мне малолюдным и малоодушевленным. Эта самая старая организация по сближению Англиканской Церкви с Востоком, насчитывающая уже 75 лет, как будто пришла в состояние утомления, увядания; прежние члены ее уже состарились, а молодежь слабо ее поддерживает, а иногда даже мешает и не координирует своей деятельности с нею. Очень жалко, потому что эта почтенная организация заслуживает всякого уважения и поддержки…