Путь на Балканы
Шрифт:
— Господин лейтенант, — официально доложил ему мичман, — во время атаки был подорван вражеский колесный пароход. Из-за полученных повреждений были вынуждены идти к берегу, для производства необходимого ремонта….
— Видел твои подвиги, Константин Дмитриевич, — добродушно ответил тот, откозыряв в ответ, — поздравляю с почином. Помяни мое слово — быть тебе георгиевским кавалером!
— Твои бы слова, Александр Павлович, да богу в уши, — пошутил в ответ Нилов.
— А это еще кто такой? — удивленно спросил Шестаков, заметив занятие Будищева.
— Ох, брат,
— Попробуй, может и поверю.
— Это гальванер.
— Гальванер, в солдатской форме?
— Я же говорил, не поверишь! Вообрази, перед самым появлением турок встретил друга детства — подпоручика Линдфорса, а с ним этот солдат. И можешь мне не верить, но он разобрался с нашим хозяйством и сумел его починить.
— Да, полно!
— Уж поверь. Неделю назад мы безуспешно атаковали "Подгорицу" и эти проклятые мины хоть бы хны! А этот новоявленный Кулибин, поковырялся в них четверть часа и вот, пожалуйста — турок на дне!
— Совсем воинские начальники на местах с ума посходили, — усмехнулся лейтенант, — это надо же, готового гальванера в пехоту засунуть!
— Вот только, — помялся мичман.
— Что?
— Трупы обирает, хотя вправду сказать, это он их и подстрелил…
— Что в бою взято — то свято! — Решительно махнул рукой Шестаков. — Эй, служивый!
— Слушаю, ваше благородие!
— Я смотрю, ты на все руки мастер, и в минах понимаешь, и стрелять ловок…
— Так точно!
— … и за словом в карман не лезешь, люблю таких!
— Рад стараться!
— Ладно, тащи свою добычу на "Шутку", да пойдем отсюда. А то, не ровен час, опять турки набегут.
Пустившиеся в обратный путь катера скоро пересекли Дунай и вернулись в ставший родным варденский рукав. Изведшийся на берегу Линдфорс с одной стороны был ужасно огорчен, что ему не удалось принять участие в закончившейся столь удачно атаке вражеского корабля, а с другой был так рад, что они вернулись целы и невредимы, что был готов расцеловать и Нилова, и Будищева. Юному подпоручику, конечно же, хотелось во всех подробностях узнать об произошедшим почти на его глазах деле. Но они отсутствовали в полку уже довольно много времени, и надо было как можно скорее возвращаться.
— Ваше благородие, — тишком шепнул ему Дмитрий, — давайте-ка поскачем к своим, пока ветер без сучков.
— Что? — выпучил глаза Линдфорс.
— Я говорю, скажите вашему приятелю, что у вас утюг горячий на любимых галифе и плита не выключенная дома остались! А то их высокоблагородие господин полковник и вам чертей выпишет и мне многогрешному мало не покажется.
— Вечно ты говоришь какими-то загадками, хотя на сей раз твои рассуждения вполне справедливы, — согласился с ним подпоручик и обернулся к морякам. — Увы, господа, дела службы требуют нашего незамедлительного отбытия. Честь имею!
— Бывай, Ванечка, — помахал ему рукой в ответ Нилов, — да Павлу кланяйся, не забудь!
— Всенепременно! — крикнул ему в ответ Линдфорс и ударил коня шпорами.
— Странная парочка, — хмыкнул Шестаков, заметивший, что солдат в отличие от офицера неважно держится в седле.
— Зато
— Будешь рапорт составлять, не забудь отметить этого солдата. А я с этим документом к его императорскому высочеству загляну. Полагаю, цесаревич не откажется перевести к нам столь ценного специалиста. Так что будь добр, не жалей похвал в адрес служивого. Кстати, как его зовут то?
— Э… Дмитрий Блудов, кажется…
— Блудов?
— Представь себе, бастард графа Блудова!
— Однако!
К сожалению, Будищев не ошибся в своих предположениях. Полковник Буссе заметил отсутствие подпоручика и нельзя сказать, чтобы очень уж ему обрадовался. Подпоручик попытался оправдаться, но старик не стал его и слушать, а велел вместо охотничьей команды принять похоронную и отправляться вместе с ней хоронить тела павших при штурме русских солдат и офицеров. Несколько таких команд посланных от Болховского полка занималось уборкой трупов целых два дня. В одну из них, как и следовало ожидать, угодил и Дмитрий вместе с неразлучным Федором. Только теперь им стало ясно, с каким ожесточением происходила эта битва. Весь склон был просто усеян телами павших. Кроме того, немало солдат утонуло при форсировании Дуная и теперь их трупы то и дело всплывали внизу по течению.
В этой скорбной работе русским воинам с охотой помогали местные жители. Большинство мужчин, правда, ушли в формируемые из болгар дружины ополчения, но старики, женщины и даже дети, находили павших, помогали их собирать и наравне с солдатами копали могилы.
Вдоль лежащих рядами мертвых тел, ходил с кадилом в руках отец Григорий и служил панихиду. Скорбное лицо его было полно мрачной торжественности, а и без того громкий голос казался особенно проникновенным. В службе ему помогали местные священники, отпевавшие павших за их свободу солдат и офицеров.
— Прими Господи души новопреставленных рабов твоих, павших за веру — широко перекрестился Шматов, наблюдая за службой.
— Хорош причитать, — оборвал его товарищ, — давай закончим, потом намолишься всласть!
Будищев к удивлению многих, вызвался хоронить убитых турок. Сам для себя он объяснил это тем, что рядом с турками не было видно болгар. Местные жители, всякого натерпевшиеся за века турецкого ига, разумеется, не горели желанием заниматься похоронами своих врагов, и потому рядом с ними их почти не наблюдалось.
— Граф, ты чего злишься? — удивленно спросил Федя.
— Ничего, — буркнул тот в ответ. — Хватит мне про веру заливать!
— Как это?
— Ты церковь в Систове видел?
— Ага, красивая…
— У пострадавших за веру?
— Ну…
— Не нукай, не запряг! За какой хрен столько наших погибло? Кто их детей сиротами оставшихся кормить будет?
Федор никогда не думавший в таком ключе о войне, на которую ему довелось попасть, на минуту задумался.
— Так что хорош причитать, — оборвал его размышления Будищев. — Давай этих жмуриков покидаем на телегу и закапывать повезем.