Путь на Балканы

Оченков Иван Валерьевич

Будищев всего этого, разумеется, не знал, но после того, как охотничью команду подчинили поручику Михау, его не покидали самые мрачные предчувствия. Рота Михау среди солдат славилось как каторжное место. Строгий до придирчивости поручик самозабвенно любил шагистику, бдительно следил за соблюдением формы, и, вероятно, поэтому его рота считалась одной из лучших. А вот огневой подготовкой, при том, что рота считалась как раз стрелковой, он, будучи известным "штыколюбом" своих подчиненных не изнурял. Впрочем, бытие их и без того было практически невыносимым.

— Отчего у вашего подчиненного

винтовка неустановленного образца? — сухо поинтересовался Михау у подпоручика.

— С разрешения полкового командира, — отвечал ему Линдфорс. — Этот солдат отлично стреляет и потому…

— Здесь ему это не понадобится, — пожал плечами командир роты и двинулся дальше.

— Почему мундир драный? — нашел он новую жертву в стоящем следующим Шматове. — Отвечай, скотина!

— Виноват, ваше благородие, — только и смог ответить Федька, растерянно моргая глазами.

— То-то что виноват, — нехорошо взглянул на него поручик. — Ладно, Иван Иванович, это — ваши подчиненные, вам с ними и валандаться, однако, рекомендую быть с ними построже. И учтите, я разгильдяйства не потерплю!

— Слушаюсь!

Разбившись в густые цепи, роты двинулись вперед и вскоре исчезли в густых зарослях. Офицеры какое-то время пытались командовать, но, не видя подчиненных, вскоре оставили это дело. Как позднее напишет в своей реляции Тихменев: — "судьба боя сразу же перешла в руки солдат". Турецкий командир также пустил свои цепи вперед, и вскоре противников ожидала неминуемая встреча.

— Как густо стреляют, — шепнул идущий рядом с Будищевым Шматов. — Того и гляди заденут, окаянные!

— Это ты еще пулеметов не видел, — хмуро буркнул в ответ Дмитрий.

— Чегось?

— Нихренась! Какого черта у тебя мундир в прорехах?

— Дык этот, порвал, когда мы его крутили, турок, в общем.

— И что, заштопать не надо?

— Да не ругайся, Граф, меня и так этот Михау чуть до кондрашки не довел.

— Мало тебе еще, разгильдяю!

— Ох, — пригнулся от свистнувшей совсем рядом пули Федька, — эко близко пальнули!

— Угу, — закусил губу Будищев и медленно приставил к плечу приклад.

Только что шедшие в почти непроходимых зарослях солдаты вышли на небольшую поляну и с изумлением увидели перед собой противника. Командовавший турками офицер с револьвером в одной руке и саблей в другой что-то гортанно крикнул своим подчинённым, показывая руками на русских, но тут же грянул выстрел, и его отбросило назад. Аскеры, так и не получившие приказа, на секунду замешкались, зато болховцы, ни мгновения не сомневаясь, кинулись в штыковую, будто только этого и ждали. Федька, заорав, тоже полез вперед, и только Будищев, не поддавшись всеобщему настроению, остался сзади, и быстро перезарядив винтовку, принялся выцеливать новую жертву. Впрочем, яростная схватка скоро закончилась, и солдаты двинулись вперед. Дмитрий, не теряя не секунды, подбежал к убитому им турку и попытался взять его револьвер. Однако рука мертвеца продолжала крепко сжимать оружие, и ему пришлось пустить в ход штык. Через секунду добыча была за пазухой и солдат принялся догонять своих.

Вскоре наступавшие роты перемешались, однако продолжали неуклонно двигаться вперед, ориентируясь на артиллерийскую канонаду.

Каждый понимал, что надо идти на звуки неприятельских пушек, чтобы там впереди сойтись и вместе атаковать неприятеля.

Наконец деревья стали редеть и солдаты стали скапливаться на краю леса, ожидая отставших. Но отступавшие турки уже остановились и, заняв все удобные для стрельбы места, принялись осыпать опушку леса градом пуль. Перестрелка усиливалась с каждой минутой. К аскерам присоединились их товарищи, занявшие виноградники у окраины села и ведущие огонь поверх их голов. Русские солдаты все подходили и походили и их "крынки" тоже добавляли трескотни в шум битвы.

Тут в османских рядах появился какой-то разодетый паша верхом на прекрасном коне и, размахивая саблей, погнал своих подчиненных в атаку. Те дружно кинулись вперед, но, встреченные пулями, останавливались и откатились назад. Негодующий начальник снова послал их вперед и снова турки не выдержав русского огня отступили.

Будищев все это время размеренно целился и стрелял, стараясь выбирать офицеров или просто самых настырно лезущих вперед турок. Сделав несколько выстрелов, он перебегал за другое дерево и вел огонь с новой позиции.

— А довольно жарко, — раздался совсем рядом голос Линдфорса.

Дмитрий оглянулся и увидел, что командир охотничьей команды во весь рост стоит рядом ним и с азартом палит из револьвера.

— Вы бы пригнулись, вашбродь, — хмуро буркнул он и в очередной раз выстрелил.

— Мажешь, Будищев! — почти радостно закричал подпоручик и, опустошив, наконец, барабан, плюхнулся рядом.

— Черта с два, — закусив губу, тихонько ответил солдат и снова выстрелил.

Пуля ударила увлекающего за собой аскеров офицера в ногу и тот, как подкошенный, свалился на землю, оглашая окрестности жалобными криками. Бегущие за ним подчиненные поначалу едва не затоптали его, но вовремя остановившись, подхватили за руки и потащили назад.

— Мажешь, — снова воскликнул Линдфорс и, переломив Смит-Вессон, начал набивать барабан патронами. — Немного выше бери, и прямо в грудь сукиных детей! Право, не узнаю тебя, ты же вообще не промахиваешься?

— А я и сейчас не промахнулся, — усмехнулся Дмитрий и перезарядил винтовку.

— То есть как, — изумился офицер, — ты, что специально по ногам метишь?

— Вот именно, по ногам, — пожал плечами Будищев. — Убитый что? Лежит тихо, никого не трогает, а раненный кричит, стонет, иногда — плачет. Его надо в тыл тащить, глядишь, вместо одного турка во вражеской цепи троих нету.

— Но это же жестоко, — возмутился Линдфорс.

— Война вообще жестокая штука, на ней убивают. Кстати, вашбродь, от вашей пальбы только шуму и дыму много, поберегите патроны и себя заодно. Не приведи Господь, подстрелят вас турки, кто реляцию писать будет?

Пока ошарашенный подпоручик хлопал глазами, не зная, что ответить на это, Дмитрий перекатился в сторону и, заняв позицию у соседнего дерева, снова открыл огонь.

Тем временем, турецкий военачальник, возмущенный тем, что его аскеры в очередной раз были отбиты, выхватил вместо сабли револьвер и принялся стрелять по вздумавшим отступать. Это возымело действие, и турки были готовы снова пойти в атаку.