Путь наверх. Бессмертная

Тимофеева Елена Антоновна

Она нерешительно придвинулась ближе. Рука Феанора коснулась её волос, нежно погладила, спустилась к щеке, к обнажённому плечу в глубоком вырезе рубашки. Да что же он медлит, растягивает удовольствие! Пусть уже скорее берёт её, пока она ещё может заставлять себя быть покорной, пока её неукротимая сущность не рванула из неё потоком и не вцепилась ему в горло!

Феанор кивнул, будто угадав её мысли, быстро закатал тонкий рукав своей рубахи, снял с пояса кортик с рукояткой из слоновой кости, резанул острым лезвием по

вене повыше локтя.

– Ты что делаешь, царь? – охнула от неожиданности Ария.

– Спасаю твою честь! – рассмеялся он, набрал крови в горсть и выплеснул на подол её белой рубашки. Девушка вскрикнула, отшатнулась, а Феанор уж окропил своей кровью и простыню брачной постели, и, достав белый батистовый платок, перетянул им порез на руке.

– Завяжи! – попросил её, и Ария, не в силах опомниться от изумления, крепко затянула на его руке узлы платка.

– Ты зачем это сделал? – спросила она, но в голосе её звучало неимоверное облегчение, будто камень с души упал.

– Ну-у-у, я же не подлец, моя милая, – протянул Феанор, – каким надо быть неблагодарным негодяем, чтобы бесчестить девушку, что предпочла своей свободе спасение моего народа от чудовища. Я не думаю, что Дагон будет проверять, девица ты, или женщина! – улыбнулся он. – А жрецы поутру будут довольны. Крови здесь достаточно!

– О да, – Ария огляделась вокруг. – Ты, пожалуй, даже перестарался!

– В самый раз! – уверил он, оглядев беспорядок на постели. – Они будут довольны, что царица сберегла свою невинность до брачного ложа! Спи! – он потянулся к ней и запечатлел чистый братский поцелуй на лбу девушки. – У тебя был трудный день, и битва грядёт вскоре. Отдыхай! – и царь легко поднялся с брачного ложа, прошёл через комнату, смыл кровь с рук в мраморном фонтане, бьющем из стены, погасил свечи и факелы, оставив лишь один, и лёг на мраморную скамью, покрытую мягкой белой шкурой.

– Феанор! – окликнула его Ария.

Она всё ещё не могла прийти в себя и поверить, что свободна, и он ничего не требует от неё.

– Чего тебе, мой ангел? – отозвался царь.

Она не видела его лица, но слышала по голосу, что он улыбается.

– Спасибо! – благодарность в её голосе была неподдельной.

– Да полно тебе! – отозвался он. – Будет!

Тишина наполнила комнату, лишь издалека доносились едва слышные весёлые возгласы пирующих, да тяжёлый шум плещущих о скалы морских волн. Ария долго лежала, глядя в полумрак, разбавленный слабым светом лампад под барельефами богов.

– Феанор! – тихонько позвала она, не выдержав этой давящей на виски тишины.

– Чего тебе? – тотчас же отозвался царь. Голос его звучал ясно, он не спал.

– Мне не по себе лежать в рубашке, на которой твоя кровь, – беспомощно созналась новобрачная.

– Было бы лучше, если бы это была твоя кровь? – усмехнулся в ответ Феанор.

– Нет! – живо отозвалась Ария.

Она услышала шорох, поняла, что царь встал со своей жёсткой постели. Вспыхнул факел, прогнав сумрак в комнате. Феанор подошёл к ней, зажёг светильник,

стоявший у кровати, повесил факел на стену, сел на постель.

– Спи, – голос его звучал мягко, вкрадчиво, – не бойся меня. Я тебя не трону, покуда ты будешь спать. И потом тоже, – добавил, пресекая готовый сорваться с её губ вопрос, – жрецы придут утром, и больше не будут докучать. Живи свободно, Ария, ходи, где тебе хочется, делай, что желает твоя душа, я не буду мешать тебе и ничего от тебя не потребую. Ради свободы моего народа ты отдала свою свободу – это дорогая плата.

– Благодарю тебя! – Ария приподнялась, села рядом. – Расскажи мне о Дагоне, Феанор, – попросила она.

– Страшишься битвы? – царь в упор смотрел на неё, и в этот раз синие глаза его не смеялись.

Ария увидела, как загорело под морскими ветрами его лицо, как лучатся мелкие морщинки в уголках глаз. Он держался беспечно, презрительно к перстам Судьбы, но за свою недолгую жизнь повидал и познал многое.

– Нет, Феанор, не страшусь, – ответила Ария, – я, верно, должна бы бояться, но страха нет.

– Признать свой страх – это не слабость, это сила духа, что дана не каждому, – голос его звучал спокойно и серьёзно.

Он больше не растягивал слова, говорил свободно и легко, как думал. Он совсем не походил теперь на того царя на пиру – вальяжного, разодетого, глядящего на мир с хитрым презрением. Теперь это был другой царь, радеющий за судьбу своего народа и за судьбу своей царицы. – Хорошо, что нет в твоём сердце страха, Ария, – сказал он, – а вот я боюсь за тебя, – прямо и просто сознался Феанор.

– Ты же на пиру сказал, что я справлюсь! – удивление было в её голосе. – А теперь что же, сомневаешься? А на пиру сказал мне неправду?

– Ты справишься, – уверенно ответил он. Отвёл прядь волос, упавшую ей на лицо, взял в свои пальцы, подержал, погладил и отпустил, – священные книги никогда не лгут, – добавил Феанор, – Дагона сразит последнее лунное дитя, рождённое от самой красивой любви, что когда-либо познала наша Земля. В тебе сокрыты тайные силы твоего небесного отца, Ария, и огонь горячего сердца твоей матери. Но когда я смотрю на тебя, – тревогу услышала она в голосе царя, – страх хватает меня за горло. Я забываю всё, что слышал прежде и чему верил, когда вижу тебя перед собой. Какой из тебя воин против Дагона, Ария? Ведь ты на соплях ещё поскальзываешься, царица моя!

– Верно, надо было сразиться с тобою, царь, чтобы ты понял! – вздохнула девушка. – Нешто надо превратить в ристалище эту комнату? Тогда крови здесь будет столько, что жрецы нам точно не поверят! – невесело рассмеялась она.

Феанор смотрел на неё, и волнение таяло в глубине его синих глаз, и Ария вдруг почувствовала неудержимое желание взять в свои ладони его израненные шрамами и расписанные хной руки.

– Я не хотел обидеть тебя, моя царица, – уверил Феанор, и, будто угадывая её мысли, сам взял её руки в свои и крепко сжал, – я знаю, Последний из Ордена Сов учил тебя, и твои ладони удержат самый тяжёлый меч. Ты не можешь быть слабым воином.