Путь палача
Шрифт:
Я не шевелюсь. Мой мозг работает быстро, тело едва напрягается, но ни одна мышца не дёргается на лице. Сон заглатывает. И хоть всё мутно, происходящее запоминается чётко. Будто это происходит в самом деле. По-настоящему. Отсюда уже не вынырнуть.
– Прошу. Опишите ситуацию. Насколько всё усложнилось и ваши предложения, что делать дальше. – голос Аллена медленно распространяется по кабинету и будто хватает за шею, оставляя неприятный осадок. Несколько людей поёживаются в креслах, не решаясь что-то отвечать.
Молчание длится секунд 40.
Эмиль Хёрстон, пристав с места, поправляет галстук и направляется к экрану телевизора, где неуверенно берёт пульт, достаёт из кармана флешку и вставляет в разъём. Копошения происходят
– Страшные события происходят на улицах городов нашей страны… Жители боятся выйти из домов, потому что могут наткнуться на анархистские движения…
Под голос диктора на экране высвечиваются кадры горящих деревьев и небольших взрывов на улицах Тасмагонии, Арсенды, Холды и других городов и посёлков. Ситуация действительно усложняется с каждым днем. Многие недовольны тем, что у власти сейчас человек, который целенаправленно готовится изменить форму правления и взять всё под свой контроль. Ранее страной никто не управлял. Творились беспорядки и беззаконие. Происходили движения недо-анархистов, и сейчас они в интервью высказывают свое недовольство и выдвигают ультиматум: оставить власть и дать им полную свободу, как и раньше.
Видео длится минут 9. По телевизионным меркам это довольно-таки долго. Периодически я бросаю взгляд на Уокера, чье выражение лица терпеливо изменяется с течением голоса диктора. Вены на его висках с каждой секундой выступают еще больше, грубеют, периодически расслабляются.
Я перевожу взгляд с его лица, с глаз, что вцепились в экран мёртвой схваткой, на остальное его тело. Вены всё также выступают и на шее, а кадык будто ещё дальше вытягивается вперёд. Затем я смотрю на побелевшие костяшки, средним пальцем он отстукивает неслышный ритм, а указательный поджимает под ладонь. Я ощущаю, как из-под его руки выходят напряжённые вибрации. И каждое прикосновение подушечек пальцев поверхности стола становится ещё более твёрдым и нервным.
Раздражённые импульсы распространяются на всех присутствующих.
Наконец, сюжет на экране заканчивается, и возникает пауза, в которой никто не решается сказать первое слово. Я наблюдаю за всеми, но при этом меня не замечает ни одна душа. Смотрю каждому прямо в лицо, но никто не поднимает на меня взгляда. И, когда я изменяю положение тела на стуле, в мою сторону даже не поворачиваются.
Всем кажется, что главная персона, которую нужно бояться – это Аллен Уокер. И это в какой-то степени правда. Аллен – последний человек, к которому они побегут за помощью. Да-да, они трепещут перед ним. Каждое нервное окончание их содрогается, когда они видят Его. Но они не осознают, что основная опасность исходит не от него, а от меня. Если Уокер – оружие, то я та самая пуля, которая убивает.
Я орудие убийства. И я человек-тень.
– Неделю назад все дела обстояли иначе. Я не понимаю одного – как каждый из вас мог допустить это?
Голос Правителя ураганом разносится по помещению.
– Нам не была понятна истинная ситуация. Никто не предполагал, что оппозиционных движений гораздо больше, чем мы думали, – вставляет своё слово Эмиль Хёрстон, что суетится на месте, вытаскивая флешку из устройства. Пока он движется к своему месту, то продолжает говорить. – Ещё было установлено, что телевизионные и интернет-СМИ в сговоре с этими самыми движениями, поэтому в свет выходила самая малая часть. Мои ребята капнули дальше и выяснили, какие именно люди стали предателями на нашем пути. Они сейчас под стражей. Если позволите, господин Президент, я проведу вас к ним сегодня.
– Хорошо, – сухо отзывается Аллен. – Что ещё удалось выяснить?
– Сюжет, что мы только что посмотрели, тоже был закодирован не только для правительства, но и населения. Всё это было сделано с целью оградить нас от настоящей информации, чтобы мы не принимали никаких мер. Против
– Не сейчас, – отрезает Уокер. – Эта ситуация мне ясна. Теперь опишите мне по статистике, сколько людей по стране убито и ранено. И примерные цифры, кто стоит против нас.
Адмирал Уолтер Санчес неспешно пристаёт со стула, держась за краешек стола. Я замечаю, что он напуган, но при этом изо всех усилий делает вид, что в нём нет ни толики страха.
Он поднимает свой планшет, ближе к лицу – щурится, фокусируя зрение с минус шестью. И лишь спустя полминуты начинает свой доклад:
– Демографическая ситуация на момент вступления на пост Президента Аллена Уокера составляла 2 миллиона 473, из которых 43% – женское население, а остальные – мужчины. На сегодняшний день всего жителей страны Мондергранд составляет два миллиона и 2 человека. Погибло 471 человек. Пятьдесят шесть госпитализированы, из которых одиннадцать находятся в тяжёлом состоянии. Точные цифры анархистов пока неизвестны, но было насчитано примерно более 10-ти тысяч. Их может быть и больше, потому что были опрошены не все, многие скрывают свою принадлежность. Выяснить это удастся только по принудительному вмешательству.
Аллен молчит. Он слушает адмирала так, словно это бешеный колокольный звон, раздражающий слух.
После речи Уолтера Санчеса Президент ещё молча сидит какое-то время, а затем подаёт издалека свой голос:
– С момента, как я занял пост Президента, а всех вас сделал своим Советом, прошло всего лишь четыре с половиной недели. Я каждого из вас назначил тем званием и обязанностями, которыми вы располагаете. И абсолютно все вы знаете, как поступать в тех или иных ситуациях, даже не спрашивая лично меня. – Сначала его голос бархатный, спокойный, но постепенно он переходит на более грубый и требовательный. – Я доверил вам не только страну, но и свою жизнь. И башня Тасмагонии – это не место роскоши и развлечений, а место работы, куда вы приходите каждый день, отдавая долг Отечеству. Мне некому доверять. Я доверился вам, каждому и полностью. Но вместо этого за какой-то вшивый месяц каким-то чудным образом исчезло пятьсот человек? Вместо того, чтобы налаживать отношения с населением и пропагандировать мою власть и распространять её в положительном ключе, вы допускаете, то, что против меня сейчас за окном находятся целых десять тысяч человек?
Голос – гром. Он разлетается и за стены кабинета, врезается в окна и падает на большой и круглый стол, оставляя за собой вибрацию.
Резко поднявшись с места, Аллен ударяет ладонями по столу. Стул от резкого движения летит вниз, все присутствующие содрогаются.
Уокер ходит вокруг стола, сложив руки за спину и прикрыв глаза, будто задумавшись, испытывает у всех терпение. Последние сказанные им фразы пропитаны ядом – теперь от этого худо всем. Эмиль опускает голову, пряча глаза. Его кудрявые светлые волосы выглядят нелепо по сравнению с его раскрасневшимися щеками. Адмирал вжимается в стул, делая невозмутимый вид. Родгер Джонсон, что занимается экономической политикой, уставившись в стену, не шевелится, словно статуя. Рэйчел Льюис вместе со своей помощницей тоже сидят с опущенной головой, и видно, что трясутся их руки, сложенные на коленях.
Я также в тени. Я здесь, но меня не видно. Моё присутствие замечает только Аллен, но я – не тот, кого он осуждает в текущий момент.
– Жду через два часа ваши доклады с обоснованными предложениями, как нам поступить. Каждый в своей сфере. Всё ясно? Оставьте меня здесь.
Моментально все подчинённые подскакивают с мест и, кивая головами, будто обсуждая дальнейшую стратегию, живо выходят из кабинета. Каждый стремится исчезнуть быстрее. Но вдвоём вломиться в один проход, увы, не получается.