Путь сердца
Шрифт:
– Если чувство диктует, я способен делать это множество раз подряд.
– Но ведь я просто лежу. Почему же ты так быстро возбудился снова?
– Новизна ощущений. Близость к тебе. Возможность смотреть на тебя, прикасаться. Но главное, конечно, – это твоя необыкновенная красота. – Уэссингтон на мгновение замолчал. – Прекрасное лицо. Роскошные волосы. Волнующая, прелестная грудь. Все разжигает страстные чувства. Ничего не могу с собой поделать. – С этими словами Филипп убрал внезапно оказавшееся серьезным препятствием одеяло и придвинулся ближе – так, чтобы ощущать каждую
Волосы на его груди коснулись сосков, и Джейн удивилась мгновенному ответу собственного тела. Да, она тоже была готова к продолжению любовного восторга.
– А если случится так, что я перестану волновать и возбуждать тебя? Что делать тогда?
Филипп лишь рассмеялся и обнял любимую. Кинжал рвался в бой. Учитель показал прилежной и понятливой ученице, как она может приласкать его. Джейн впервые прикоснулась к источнику наслаждения, и на счастливом лице отразилось удивление и удовлетворение.
– Существует немало способов увлечь и взволновать, и я не собираюсь отказывать себе в удовольствии научить им тебя.
Горничная предоставила любовникам целый час – шестьдесят долгих минут. За это время они смогли в полной мере насладиться уединением. Джейн училась быстро, и физическая любовь вполне могла стать притягательной, захватывающей стороной жизни. Как она и предполагала с самого начала, супруг оказался пылким и искусным возлюбленным. К счастью, юное тело жены представляло для него чистый источник радости и наслаждения, а ей самой хотелось как можно больше узнать о тонкостях чувственной игры. Наконец двое разомкнули объятия и встали.
Пришла пора привести себя в порядок, позавтракать и отправиться в путь. Занимаясь обычными утренними делами, Джейн не переставала спрашивать себя, какие новые восторги принесет грядущая ночь.
Путь в Портсмут продолжался. Дни, проведенные в дороге, промелькнули быстро – в интересных разговорах и быстрой езде верхом. Наполненные любовью, страстью и нежностью ночи дарили блаженство, вдохновение и желание жить. Темнота приносила то, о чем двое мечтали, а порой и откровенно беседовали при свете дня. Спали они мало, но, казалось, совсем не замечали усталости: силы лишь прибывали. Безмерная радость дружеского общения, человеческого познания и любовного слияния окрыляла и вселяла веру в счастье.
Однако с каждой милей цель поездки приближалась, и молчание Джейн становилось все продолжительнее: она все чаще уносилась мыслями в отцовский дом – к тому, что ждало ее в некогда привычном мире. Приятные дни в пути и наполненные страстной любовью ночи порой заставляли Уэссингтона забывать о цели поездки. Для Джейн же она не отступала ни на минуту и постоянно грозила затмить все остальные стороны существования.
В последнее утро, когда супруги въехали в Портсмут, Джейн не проронила почти ни единого слова. Филипп не тревожил жену, позволив продолжать путь молча. Наконец на небольшом холме показался скромный, но с большим вкусом построенный особняк в стиле эпохи королевы Анны.
Ниже, на почтительном расстоянии, расположилась укромная бухта. Филипп смог рассмотреть мачты и корпуса кораблей – все они еще только
– Приехали? – негромко уточнил Филипп, боясь нарушить внутреннюю сосредоточенность спутницы.
– Да. Это мой дом.
Филипп слегка поморщился. Почему-то его покоробило, что Джейн до сих пор считает этот скромный уголок земли родным домом. Она не раз рассказывала о непритязательности отца, и все же трудно было поверить, что обладающий колоссальным богатством человек жил настолько скромно и экономно.
– Как ты думаешь, они получили наше письмо? – с тревогой в голосе спросила Джейн.
– Наверняка получили.
Неуверенность и растерянность сквозили во всем облике Джейн, и Филипп слегка наклонился в седле, чтобы накрыть ладонью ее руку.
– Все уладится, не бойся.
– Да, знаю.
Джейн попыталась улыбнуться, однако улыбка получилась жалкой – глаза оставались печальными. Она повернула лошадь и поехала по аллее, чтобы первой попасть во двор. Однако уже через несколько метров резко натянула поводья.
– О нет!
Филипп тоже заметил черный венок на двери и черные шторы на окнах.
Траур. Они опоздали.
Джейн проснулась и поняла, что близится вечер. Привычная маленькая комната выглядела совсем не такой, как прежде. Раньше она казалась гаванью, убежищем от ветров и бурь семейных неурядиц. Теперь это была просто убогая, тесная, жалкая лачуга. Почему же они так убого жили? Ведь все, даже самые предвзятые, подсчеты не могли скрыть огромного богатства…
Отец. Дело, конечно, заключалось в нем. Чарльз Фицсиммонс был трудолюбивым и экономным человеком. Иногда даже излишне экономным, а точнее, просто скаредным. Не важно, насколько хорошо шли дела, насколько огромной оказывалась прибыль – он всегда требовал строжайшей экономии. В родном доме Джейн не ведала ни помощи слуг, ни красивых платьев, ни изысканной еды – всего того, что способны подарить деньги. Отец считал, что раз он сам вел простую, почти бедную жизнь, то такую же жизнь должны вести и дочери.
Был ли он доволен своей судьбой? Познал ли счастье? На эти вопросы Джейн не могла ответить, однако твердо знала, что ни единого пенни из огромного, нажитого тяжелым трудом богатства не было потрачено впустую. Покупалось лишь самое необходимое. Никаких ленточек дочерям просто ради того, чтобы они выглядели еще лучше. Никаких сладостей в качестве приятного сюрприза. Никаких новых платьев в честь грядущего бала. Только работа, подсчеты прибыли, экономия и снова работа.
И вот отца больше нет. Умер три дня назад и похоронен за день до приезда младшей дочери. После случившегося в Лондоне удара Фицсиммонс так и не пришел в себя. Джейн почему-то задумалась о том, как бы он жил, если бы смог выздороветь. Решился бы что-нибудь изменить или нет? Может быть, позволил бы себе немного развлечений? Или научился меньше работать и больше отдыхать?