Путь Смолы
Шрифт:
– Мой Васька был петух солидный, в округе девок всех топтал, но кара божия настигла, вот и его конец достал…
Не чокаясь, они выпили. Сели на стулья и закурили.
– Помню, – разрушил наступившую тягостную тишину дед, – Васька мой, еще в юношестве, к соседям любил захаживать, зазноба там у него была, беленькая с рыжими вкрапинками, стерва еще та, без зерен его к себе не пускала. Наберет мой Васька полный клюв зерен и через забор, спрячутся они в кустах, а потом цыплята.
– А че соседский петух? – Шпала никогда не пил стаканами, хмель быстро ударил в голову.
– А..а..а..,–
– Не понял? – Шпала осоловело взглянул на Ираклия Тимофеевича.
– Тот тоже извращенцем был, в свинарнике работал, его за зоофилию посадили. Вначале просто выгнать хотели, а как мутанты у хрюшек стали рождаться, решили посадить – экстримизм в самой очевидной форме, – дед вздохнул. – Правда ерунда это, к нам позже комиссия специальная приезжала, исследования разные проводили и замеры окружающей среды делали. Акт составили, что мол у нас радиация, поэтому мы все здесь изначально мутанты. Водку посоветовали пить в качестве профилактики.
Дед разлил еще по стакану. Була задерживался.
– Ну хлопцы, еще вмажем, за прозрение, за то, что народу глаза открыли. Вон при Сталине как было, родится мутант – виновного ищут, и находят, сажают. Теперь родится мутант, все знают, радиация виновата, всех нас мутантами сделала. И беды наши не в руководителях, политическом строе и экономике, а потому, что мы – мутанты…
– Да, – угрюмо промычал Шпала, – в государстве мутантов и жизнь мутированная, а главные мутанты в думе сидят, мутированные законы издают…
– Империалисты-капиталисты во всем виноваты, – ударил по столу дед, – вот кто воду мутит. Скажи мне, может у нормального человека много денег быть?
Шпала пожал плечами, нормальным человеком он не был и плохо разбирался в этом вопросе.
– А я тебе говорю – нет. Нормальный человек он какой? Тонкая душевная конституция у него, и как взглянет на правду жизни, так все у него внутри переворачивается, боль одолевает, и такая, что жить с ней прямо невозможно. Одно спасение – водка. Он идет и напивается, и пьет пока деньги не кончаются, какое уж тут богатство. А империалист-капиталист не пьет, и все думает, как нагадить русскому мужику, чтоб тот еще больше расстроился и сильней запил. А сам прибыль подсчитывает. Он на дядюшку Сэма молится, а мужик – на пузырь. А тут уже божественная истина, каждому по вере. Только вот мужик не виноват, он бы и рад другому идолу молиться, да конституция души не позволяет…
Неожиданно задушевная беседа была прервана душераздерающим воплем, донесшимся с улицы. Гости подскочили со своих мест, Колян от испуга, Шпала – приготовившись к отражению полчищ врагов. Ираклий, облокотившись локтем на стол, так и остался сидеть в задумчивой позе.
– Что это?! – Шпала, а следом и Колян выскочили из дома.
Взъерошенный Була, весь в грязи, держал в одной руке брыкающегося петуха, другой рукой схватился за глаз, истошно орал и матерился. Завидев друзей, он попытался придать себе мужественный вид. Петух прокукарекал. Була убрал руку с лица – его левый глаз был окровавлен.
– Сука, прямо в глаз клюнул, –
– Безумству храбрых поем мы песню, – захлебнулся в смехе Шпала. – Реальный пацан жизнь свою без боя не отдаст, даже если силы противника имеют явное превосходство.
– Он, козел, был согласен на бульон, но не согласен на разлуку с курицей, – сквозь гримасу раздражения улыбнулся Була.
– А че ты хотел, секс-гигант, петух производитель, ему баба дороже жизни.
– Ща я этого гиганта импотентом навсегда сделаю.
Петух возмущенно кукарекнул.
– Че, падла, сказал…, – Була приподнял петуха и повернул головой к себе. – Че ты там еще вякаешь?!
Петух извернулся и вновь клюнул Булу в лицо. Шпала изошелся в смехе, согнувшись пополам, указывал пальцем то ли на петуха, то ли на товарища, пытался что-то сказать, но не мог, а только нечленораздельно булькал. Колян глупо улыбался.
Була рассвирепел. Глаза налились кровью. Он опустил руку с петухом, отвел ее в сторону для размаха и со всей силы ударил птицу об остатки забора. Деревяшки хрустнули. Васька закатил глаза и попытался было еще раз возмущенно прокукарекать, но лишь молчаливо приоткрыл клюв и выплеснул струйку крови. Куры сочувственно, со страхом выглядывали из щелей сарая, переживая за последние секунды жизни казановы.
Булу было не остановить, он совсем не глядя на петуха, продолжал долбить уже безжизненное тело об забор. В разные стороны полетели щепки, выпученные глаза, кровь. Постепенно секс-гигант превращался в одно сплошное кровавое месиво. На плахах расплылись мозги и кишки. Молодчик продолжал неиствовать.
– Васька!!! – прервал фейерию жалобный крик отчаяния. – Что они с тобой сделали!!!…
Шпала и Колян обернулись на голос. Перед ними на коленях стоял Ираклий, протянув руки к небу. Рыдая, захлебываясь слезами, он голосил по убиенному.
Крик деда заставил Булу остановиться. Размахнувшись, он в последний раз ударил уже превратившегося в рваное мясо петуха об забор. Забор завалился. Була откинул труп в сторону.
– Готов, – тихо сказал он и направился ко входу в дом.
Ираклий подполз к погибшему секс-гиганту, склонился над ним, роняя слюни и слезы, промычал:
– У, стервецы, загубили невинную душу, искромсали могучее тело…
– Слышь, Ираклий, брось ты, – перебил причитавшего Шпала, – знал, на что шел. Да и не был твой Васька невинным, скольких кур обесчестил. И могучим он только в смысле потенции был, а так дохляк дохляком. Пошли лучше почести ему воздадим…
– Нет, – сквозь слезы прмычал дед, – похоронить сперва надо, потом и помянуть можно.
– Да уж, – мрачно разглядывая искромсанное тело, согласился Шпала, – в суп он теперь явно не годится. Перестарался Була. Не стоит быть таким агрессивным, пусть теперь голодным сидит… Помню одного комерса прессовали, тож перестарались, издох от перенапряга, сердчишко не выдержало, вследствии чего мы на бобах остались… Ну так собакам отдать его только осталось.
– Я тебе отдам, еретик, – возмутился Ираклий, – хоронить будем… Блаженный, – обратился он к Коляну, – неси лопату.