Путь Смолы
Шрифт:
– Ну да, – пожал плечами Була.
– Значит, дед с бабкой одновременно и боги, и суррогатные родители, и конструкторы, и кулинары.
– Угу, – подтвердил Була. – Но опять же, возвращаясь к петуху, если мы так базарим, то получается, что и опущенный это не только петух, но и человек, такой же как и мы.
– Э..э..э, ну ты полегче, я толерантный человек, но не настоко же, – возмутился Шпала.
– Не, ну мы как рассуждали. С одной точки зрения – родители, с другой – конструкторы, с третьей – кулинары, а с общей точки зрения – все вместе взятое. То же и с опущенным, с одной – петух, с другой – человек. Вот и получается у нас мутант – человек-петух.
– Я понял, – неожиданно вскричал Колян, – Бог как раз и есть все вместе: и конструктор, и родитель, и кулинар.
– Это ты типа хочешь сказать, что религия это что-то
Погоди, – вмешался Шпала, – фуфло гонишь. Я врубился к чему ты клонишь, только фуфло это. По понятиям главный – вор в законе либо авторитет, и че он по-твоему тоже должен быть все вместе, и человек, и пе…блин, даже язык не поворачивается сказать. Ты сам– то понял, что сказал?! А за базар отвечать надо.
– Так это Колян начал, – попытался оправдаться Була. – Может, его все-таки долбануть еще раз, чтоб не смущал и не совращал гонимостью своей.
Машина въехала во двор девятиэтажки. Здесь располагалась конспиративная квартира, специально снимаемая Хмелем для общих сходок и как центр управления текущими операциями. Что-то типа главного офиса, но исключительно для своих работников. Для встреч на высшем уровне снимался комфортабельный загородный дом. Для постоянной рабочей и межрабочей дислокации рядовые бойцы снимали себе квартиры самостоятельно, часто используя их не совсем по делу, а именно для пьяных вечеринок в стиле ню, совместно с представительницами фирм по оказанию интим услуг.
Хмель, он же Гоша Борзый, был представителем сразу нескольких школ криминального бизнеса. Этакой своеобразной нездоровой помесью различных течений и представлений о внутреннем устройстве, чести и достоинстве как криминального мира в целом, так и каждого его члена в отдельности. Начинал он еще в далекие восьмедисятые с зон для малолеток, будучи приверженцем старой воровской школы, отличавшейся строгими законами понятий и воровской чести. Но дальше жизнь завертела и закружила юного Гошу. С приходом новых времен, а именно капитализма и демократии, Георгий тоже обновился в полном соответствии с целями и задачами новой эпохи. То есть стал одним из братков, массово расплодившихся в то неспокойное время. Здесь, видимо, в связи с появлением в стране либеральных ценностей, в бандитской среде уже как-то туговато стало и с понятиями, и с воровской честью. На неписанные, но прежде свято соблюдавшиеся законы криминального мира стало либо совсем накакать, либо ими вертели как хотели, взависимости от ситуации и личных предпочтений. Новый сформировавшийся криминальный класс жил быстро, весело и обычно скоро умирал. Какие там могут быть понятия и ступени воровской школы, когда сегодня ты гуляешь в кабаке, а завтра гуляют на твоих похоронах. Ну и с приходом злобно оскалившейся звериной морды капитализма все трудней было соблюдать какие-либо ограничения, предписываемые понятиями. Тут секунды и либо ты их, либо они тебя. Ну и опять же, деньги не пахнут, в том числе и "тройным" советским одеколоном понятий. И если раньше бывалый сиделец с позиции своего нелегкого опыта мог со всей ответственностью заявить – человек человеку волк, то короткоживущие братки, из-за невозможности приобрести какой-либо опыт, руководствуясь чисто животным инстинктом, резюмировали свое мироощущение примерно так – отморозок отморозку отмороженная отморозь. Хмель не стал исключением и, не до конца еще вобрав в себя старые воровские понятия, быстро переориентировался на новые. Но и в этом счастливом состоянии полной отмороженности он пребывал недолго. Он сел, после того как группировка, в которую он входил, занялась самоистреблением. В ее рядах пустили корни паранойя и борьба за власть, вследствии чего ослаб внутренний иммунитет и инстинкт самосохранения группировки. В результате, кого не убили, тех посадили. И посадили надолго.
Когда Хмель вышел, то ничуть не был удивлен, что в стране наступили новые времена, с новыми соответствующими понятиями. Для него это уже представлялось как бы само собой разумеющимся, что после очередной отсидки он лоб в лоб сталкивается с обновленной действительностью. Ну и понятное дело вновь надо было приспосабливаться и обновляться самому, иначе криминальный мир тебя отвергнет или выгонит на задворки. А Гоша уже к тому времени был достаточно
Була открыл дверь машины, задержался на выходе и спросил у уже вышедшего Шпалы:
– Что с нашим больным другом делать будем? Может, не стоит его Хмелю показывать, скажет еще что-нибудь не то, потом разгребай. Хмель сам знаешь какой, на одном месте хрен поймаешь, и что ему может не понравиться неизвестно.
– Ну да, он за один ваш базар про богов и петухов яйца бы вам кастрировал. Так что сиди, Колян, в машине, наслаждайся видами из окна. Не стоит напрягать и без того непростую ситуацию.
Молодые люди проследовали в подъезд, а Колян с любопытством возрился на мужика, качающего допотопным ручным насосом колесо старенького "жигуленка".
Дверь открылась, но почему-то стоявший ближе к выходу Була не торопился покидать стены лифта, уставившись на что-то скрытое от взгляда Шпалы.
– Ну че тормозишь…
В ответ послышалось лишь невнятное мычание. Шпала в нетерпении подтолкнул товарища, недожидаясь ответной реакции, обогнул его и вышел. То, что открылось его взору, хорошо описывает часто встречающаяся фраза из комментариев к видеокадрам новостной ленты – слабонервных и детей просьба удалиться от экрана телевизора. В луже крови на площадке лежал Клизма, уставившись немигаемым взором в потолок, на котором неумелой рукой хулигана было написано: "А на фига мне ваш китайский внидарожник".
– Не, в сущности-то он прав, не знаю чему так Клизма, судя по его взгляду, удивился, – после некоторой паузы сказал Шпала, переведя взор с убиенного к потолку.
– А..че..кто удивился? – наконец стал приходить в себя Була, некоторое время пребывавший в недоумении граничащем с шоком.
– Я говорю, абзац полный, – Шпала вернул взор на тело.
– Может жив еще?
– С дыркой во лбу?! Много ты видел живчиков с дырявыми мозгами, Колян не считается. Хотя, если ты про душу…так и тут большие сомнения в наличии души у Клизмы, она давно заложена рогатому.
– Все шуточки…тут такое..,– Була нервно закурил сигарету.
– Какие могут быть шуточки, когда такая дыра. Все серьезно, даже творчество на потолке…крик души. Вишь, как Шпала напоследок кричал, во взгляде все написано. Только души-то и нет, крик пустоты в пустоту…Ладно, пошли в хату, дверь открыта, подозреваю, нас там ждет не менее мрачная картина…
Шпала зашел в квартиру, через некоторое время раздался его голос:
– Ну и че я говорил, сходка кадавров…обсуждение вопроса заложенных душ, выбор судебной инстанции…отсудить обратно хотят…или компенсация маленькой показалась…думаю, второе верней… . Блин, маньяки тут что ли были…
Була прошел в комнату, откуда раздавались слова подельника. На полу лежал труп одного из членов банды, тоже с дыркой и негасимым взглядом в вечность. На кожаном диване на животе с оголенным задом в позе отдыхающей проститутки расположился главарь банды Хмель. Из анального отверстия обильно сочилась кровь и торчало долото. Хмель был еще жив и тяжело дышал.
Несмотря на присутствие еще не умершего главаря, Шпала, сохраняя безучастное лицо, продолжил глумиться:
– Дьявол решил проблему залога души по-своему, помимо судебных инстанций. И правильно, че зря время тратить, если итог неизменен будет, лучше сразу по-быстрому, без заморочек и нервотрепки…