Путь стрельбы
Шрифт:
Ну и через пару дней оказалась на страйкболе. И там оно и случилось.
В общем, там была большая комната – арсенал. У стены с плакатами и картой стоял молодой красивый инструктор в камуфляже, и читал инструктаж.
Толпа в двадцать шесть человек тусила вдоль стен и на стульчиках. Кто-то уже трогал пушки. А я стояла у двери и мрачно на всё на это смотрела. Прямо предвкушая, что сейчас будет перестрелка, и в меня будут стрелять. Ну и я уговаривала себя в этом поучаствовать.
Инструктор,
– Так, по самой игре – всё. По экипировке. Можно, и кое-кому нужно – посмотрел на меня и ещё одну студентку в платье – переодеться в комбезы. Они – чистые. Вопросы?
Тот мальчик, который нас сюда заманил, в родной местности видимо, совсем расслабился. И радостно воскликнул:
– А можно со своим?
Все посмотрели на него. Он сунул руку за пояс за спиной и вытащил пистолет…
А одет он был в чёрную тактику.
Так что меня – приморозило. Ощущением, что сон просачивается в явь.
Инструктор разрешающе махнул ему рукой и, окинув комнату взглядом, спросил:
– Ещё вопросы?
Я с трудом забетонировала лицо и мрачно спросила:
– Курилка – где?
Инструктор молча кивнул на карту. Я присмотрелась, где там значок курилки и шагнула было на выход. Но Димочка, сидевший со мной рядышком, спросил громко:
– Даш, ты за синих или зелёных?
Я отметила, что на меня все покосились, и буркнула яростно:
– Я, пожалуй, воздержусь.
И вот тут оно и случилось.
Этот придурок в чёрном весело так вскричал:
– Да ладно, ты чё?!
И в комнате все замерло. Часть глядела на меня, часть – на него. А он тупо-успокоительно сказал:
– Это же не больно. Вот, смотри.
Вскинул на меня пистолет. И выстрелил мне в живот.
Тело – само сжалось, ожидая боль попадания. Сердце пропустило удар. И – хлынула паника и ярость из сна.
Очень, просто нестерпимо захотелось схватить со стола автомат и прикладом расплющить его голову. Не с первого удара. Просто бить, бить и бить, пока не полу не останется пятно окровавленных мозгов и косточек.
Сдержало, с трудом, только понимание, что не дадут. Остановят.
– Ну вот… – начал он говорить и осёкся, увидев моё лицо.
Я попробовала сдержаться вообще. Но не получилось – взорвалась яростным криком:
– Чтоб ты сдох, пидрила гнойный!!!
И выскочила за дверь.
Вообще, краешком разума думала, что за мной побежит Димочка. Или Староста. Но почему-то побежали не они, а две малознакомых девчонки из параллельной группы.
Побежали, окликнули.
Остановилась, развернулась. Посмотрела на них с холодной яростью. Их от моего вида напугало, так что одна как-то неуверенно начала:
– Даш, ты…
Я, даже не задумываясь, с холодной яростью отрубила:
– Хотите в ссаных и потных мужских портках
Повернулась и ушла. А они остались стоять с брезгливо-шокированными лицами.
Староста позвонил через час, когда уже ехала к бабуле.
На заднем сидении, наискосок от водителя. Так положено сидеть для лучшей балансировки машины, и чтобы не отвлекать водителя разговорами и пыхтением в затылок. Ну и поближе к выходу. Но кто об этом знает за пределами Британии?
Первый звонок Старосты – сбросила. Но поняла, что будет дозваниваться, спросила водителя
– Покурю в окно?
Он рассмотрел меня в зеркало, буркнул:
– Покурите.
Он открыл своё окно, я открыло своё. Загудело сквозняком, чего, собственно, и добивалась.
Закурила. Посмотрела на второй вызов, включила громкую связь.
Староста:
– Дарья?
Я, холодно:
– Слушаю.
Староста:
– Ты где? Шумно, еле слышу.
Поднесла телефон ко рту, сказала медленно:
– Я тебя слышу хорошо. Говори, что хотел.
Староста, помедлив:
– Даш, ну на фига так было делать-то?
Сбросила вызов. Полминутки полюбовалась пейзажем.
Приняла следующий вызов.
Староста, ровным сухим голосом:
– Дарья Александровна. Полагаю, вам интересно будет узнать, что девяносто процентов женской и двадцать процентов мужской части группы от игры уклонились. Василий Иванович вывихнул ногу и убыл на скорой. Мы приступаем к фуршету, и желаем вам всяческого здоровья. Засим прощаюсь.
Закончил вызов.
Лениво докурила, выкинула в окно. Зависла в каком-то пустом безмыслии, слушая гул воздуха в окна.
Вытряхнул водитель, спросив осторожно:
– Дальше едем?
Кивнула, закрыла окно.
Поехали дальше.
Бабуля была какой-то задумчивой и молчаливой.
Ну, мы сели пить чай. Бабуля разлила, села. Взяла кружку и шумно засосала с поверхности.
Этот звук и жест – знакомый по сну с прабабушкой, – мена разбудил.
Я потянулась за своей кружкой, спросила вкрадчиво:
– Бабуль, а скажи, как прабабушку звали?
Бабуля, ворчливо:
– Надей.
Я помолчала, ожидая продолжения. Не дождалась, и подбросила наводящий вопрос:
– Это потому что Надежда? А на что?
Бабуля подняла от кружки удивлённо-раздражённый взгляд и тихо рявкнула:
– А я знаю, ять?!
Опустила взгляд к кружке, всосала. Буркнула тихо:
– Я вообще её имя в документах только прочитала… в похоронке. Бабка моя ни разу по имени её не назвала… всё «твоя мать», да «твою мать».