Путь Упуата
Шрифт:
— Эй, друзья! — закричал командир громко. — Сам чародей Джеди решил взять в руки оружие! Сейчас он покажет этим шакалам пустыни, где их место! С нами Ра-Атум! С нами Птах, Сохмет и Нефертум! С нами великие боги Та-Мери!
Услышав его слова, отряд приободрился. Сам Джедефхор благодарно взглянул на Даньку и кивнул ему.
Взяв в руки большой египетский лук, археолог попытался припомнить, когда же это он в последний раз стрелял из подобного оружия. Наверное, прошлой зимой, когда сдавал последний зачет по исторической военной технике.
Эх, тряхнем стариной!
Толпа врагов остановилась как раз в полете стрелы, время от времени потрясая копьями и что-то выкрикивая. По всей вероятности, что-то очень воинственное и нелестное для противников. В победе ливийцы, должно быть, не сомневались. С некоторым удивлением Даня узрел в этой толпе нескольких женщин, вооруженных, как и мужчины. Они тоже орали, размахивали оружием. А одна — уже в годах, видимо, от избытка чувств, повернулась к египтянам спиной и, задрав юбку, продемонстрировала свой тощий зад.
— Жаль, далековато, — бросил один из лучников. — Так бы уколол ее, что до самой Великой Зелени бежала бы!
Воины расхохотались.
Тем временем разбойники вовсе не спешили кидаться очертя голову на штурм холма, где засели египтяне.
И Горовой понимал, в чем тут дело.
Как бы то ни было, ливийцы были воинами опытными и понимали, что потери будут изрядные, а египтяне станут драться не на жизнь, а на смерть. Будь это обычная война, дело другое. Но сейчас они пришли сюда не геройствовать, а за добычей, которую желали взять, как можно меньше рискуя.
— Будут пугать, а потом предложат сдаться, — пробормотал Джедефхор, подтверждая подозрения археолога. — Знаю я эту породу, воевал с ними. И вместе с ними, и просто с ними, — добавил он. — Может, там кто-то из моих солдат…
Внезапно что-то изменилось. Ливийцы заволновались сильнее, засуетились, указывая куда-то в сторону потемневшего на востоке неба.
А через пару мгновений и египтяне услышали то, что взбудоражило врага.
В пустыне звучал частый перестук множества копыт.
Весь отряд, включая и Даниила, замер в ожидании. Если это пришла подмога к ливийцам, то жить им осталось считанные минуты. Только вот Упуат почему-то не выражал беспокойства.
Вот из-за барханов появились первые всадники.
Ливийцы заорали. И это был вопль недоумения и даже страха.
К ним широкой дугой мчались черные всадники на… полосатых скакунах.
А впереди летел светлокожий великан, чье лицо украшала развеваемая ветром огненно-рыжая борода.
— Это не ливийцы! — заорал Данила. — Мы спасены!
— Еще неизвестно, как бы не было хуже! — бросил Джедефхор.
Стрелой подлетели непонятные спасители к их холму.
Вблизи оказалось, что это чернокожие гиганты (любой из нубийцев, служивших
Эти луки тут же были наведены на ливийцев, в нерешительности остановившихся на месте.
А рыжебородый, выделявшийся ростом и статью даже среди своих высоченных соратников, спрыгнул со спины зебры («А говорили, они не приручаются») и подошел к египтянам, все еще не знавшим, как реагировать на все происходящее.
— Мое почтение сыну фараона Хупу, царственного собрата отца моего!
Рахотеп и Джедефхор недовольно насупили брови. Искажение священного имени живого бога пришлось им не по нутру.
— И его спутникам тоже привет! — закончил великан. — Я Наакон, сын Наакона, пятого царя этого имени, правящего страной Куш, которую некоторые чужеземцы, не знающие нашего языка, — легкая улыбка возникла на вполне негритянских губах рыжего, — именуют Эфиопией. А это, — жест в сторону по-прежнему готовых к бою всадников, — мои воины, прибывшие, чтобы сопроводить вас к вашей цели.
— Как ты нашел нас? — только и смог спросить Джедефхор.
И только потом добавил, словно спохватившись:
— Сын достойнейшего отца.
Наакон искренне рассмеялся.
— Разве на пальце у вашего чародея нет кольца моей сестры? Или ты думаешь…
В эту секунду со стороны ливийцев послышались воинственные вопли, удары в медные щиты, и беседа оборвалась сама собой.
Орда ливийцев двинулась вперед, готовясь перейти на бег. Но тут перед войском появилась одна из колесниц, на которой стоял, опершись на копье, крупный мужчина в немее и пестрой набедренной повязке. Такие передники Даниил видел только на египетских придворных, и вполне возможно, кому-то из них она раньше и принадлежала. Но вот откуда он раздобыл головной убор фараонов?
«Не иначе какую-нибудь царскую гробницу обчистил. С этих гиен станется».
Величественным жестом руки толстяк остановил своих подчиненных и хлопнул возницу по спине. Тот тронул поводья, и колесница проехала метров тридцать по направлению к позициям египтян и их нечаянных союзников.
Скудное одеяние предводителя ливийцев было украшено золотыми и серебряными подвесками, ярко блестевшими на закатном солнце, а в руке он держал отполированный до яркого блеска бронзовый меч. Вид у него, однако, был не грозный, а скорее комичный.
— Я военный вождь рода Асеми, Самасих, сын Самасиха! Обо мне слышали в Та-Кемете и в землях аму и хабиру. И в твои земли, вождь чернокожих, я тоже ходил и возвращался с добычей, — изрек он.
«Не иначе вместе с египетской армией», — подумал Данила.
— Я не боюсь тебя! Уходи. Я пришел за этими людьми, и не далее как сейчас они познают рабские колодки и страх смерти! Я жду!
И застыл в высокомерной позе, поставив ногу на плечо колесничего — молоденького стройного паренька лет пятнадцати.