Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
Шрифт:
Он был истоптан — в нескольких местах отпечатались следы. Не звериные… но и не очень похожие на людские. Какие-то нечёткие, словно оставлявшие их были обуты в бесформенную обувь.
Мне вновь стало страшно, и я, погасив зажигалку, долго не мог влезть на дерево, холодея каждый раз, когда срывалась нога — мне казалось, что вот-вот кто-то вцепит-ся в плечи и поволочёт в темноту. Мне в сознательном возрасте ни разу не доводилось надуть в штаны, но сейчас я был близок к этому и наверх вскарабкался в полнейшем изне-можении, весь
Танюшка спала, и я даже разозлился на неё. Но сопение девчонки действовало успо-каивающе; я устроился, скорчившись у неё в ногах, сунул руки под мышки и… сам не заме-тил, как всё-таки уснул.
* * *
— Смотри, Олег.
В голосе Танюшки было потрясение. Надо сказать, я её понимал.
Мы стояли внизу голого каменного откоса. Не помню, чтобы я видел такой в нашем мире в этих местах, да это и не важно. Откос уходил влево и вправо, словно огромный нож вспорол в этом месте лес на несколько километров, вывернув вал перемешанной с га-лькой земли. Конечно, это было не так. Но похоже.
Однако, не этот геоморфологический памятник нас удивил — нам хотелось есть, до
20.
природных ли тут недоразумений? А вот на этом валу — в сотне метров справа от нас — лежал большой серый валун.
И это был не просто валун.
Когда-то чья-то рука придала валуну очертания лежащего человека. Он опирался щекой на кулак левой руки, а правой — придерживал рукоять меча, вытянутого вдоль но-ги. Черты лица были только намечены, но всё же хорошо различалось, что неведомый скульптор изобразил подростка — с правильным лицом, с упавшей на щёку прядью волос.
— Пошли, — я потянул Танька за плечо. — По-моему, мы добрались.
Танюшка стрельнула в меня взглядом — недоверчивым и обрадованным — и я понял, что для неё путь закончился.
А у меня такого чувства не было.
Не было — и всё тут.
Мы подошли к каменной глыбе. Она оказалась в три раза больше человека и, подой-дя вплотную, я увидел, что скульптура старая. Старше надписей, которые мы видели тут.
— Ну вот, Тань, — я вытер лоб и незаметно оперся на камень, пережидая короткий прис-туп головокружения. — Пришли. Что дальше?
Она вновь взглянула на меня:
— Ты не веришь? — тихо спросила она. Я покачал головой. — И с самого начала не верил? — я снова покачал головой. — Но, может, мы просто не сюда попали, может, эта статуя никакого отношения…
— Может быть, — устало прервал её я. — Но я, Тань, не знаю, куда нам ещё идти. Вот мы пришли, сорок миль кончились или вот-вот кончатся. Я не знаю, куда мы должны были придти. И вообще… — я махнул рукой и присел на край камня. Голова не переставала противно кружиться. То ли от голода, то ли давление резко упало — больше года уже не было со мной такой фигни… Наверное, и на лице это как-то отразилось, потому
— Ты чего?
— Ничего, ничего, — поспешил успокоить её я и рывком поднялся. — Понимаешь, Тань, для них — ну, для тех, кто надписи оставлял — этот памятник мог что-то значить. А вообще — нечего киснуть. Это место ничем не хуже любого другого.
— Я домой хочу, — губы у Танюшки вдруг поехали, задрожали. — И есть… — она справилась с собой, но отвернулась и начала водить пальцем по камню.
— Есть мы добудем, — я заставил себя собраться. — Обязательно добудем, что ты… И домой выберемся, погоди только, Тань…
Мне очень-очень хотелось зареветь. Оказывается, и я на что-то надеялся. Вопреки всему надеялся… Но реветь не имело смысла, и я решительно взялся за Танькино плечо под ковбойкой:
— Тань, вставай. Пошли. Нам вообще нельзя на одном месте сидеть.
Она не спросила — почему. Вместо этого с надеждой посмотрела на меня:
— А давай вокруг походим немного, а, Олег? Вдруг что-то найдём, а?
— Давай, — согласился я. Без особой надежды, просто для успокоения — даже не своего, а Танюшки…
…Форт мы нашли через десять минут.
* * *
Кто-то сложил башню-шестигранник из мощных каменных глыб, невесть как и ко-гда сюда попавших. Она была не очень высокой — в три моих роста, не больше — но широ-кой. По верхнему краю шли узкие бойницы. Когда-то эту башню ромбом окружал деревян-ный частокол, но большинство здоровенных брёвен перегнили в земле и валялись рядом в беспорядке, остальные накренились, и только одно-два стояли прямо. К башне примыкал приземистый блокгауз. Провалившуюся крышу и накренившиеся внутрь стены покрывал
21.
мох. Никаких следов штурма или хотя бы пожара видно не было, зато над входом — пло-тно сбитой из досок дверью, расположенной на уровне моей головы — был нарисован бе-лой краской идущий лев с поднятой передней лапой, как на гербе. Краска стёрлась и смы-лась, но в неровности камня въелась, и на расстоянии рисунок оставался отчётливым.
— Это английский гербовый лев, — определил я. — Тань, я тебя подсажу, а ты попробуй открыть дверь.
— Угу, — при виде форта она вновь резко оживилась. — Давай.
Я, сцепив руки в замок, подкинул её к двери, и Танюшка ловко вцепилась в какие-то выбоинки. Нетерпеливо вытянула ко мне руку, я перебросил ей открытый нож. Наверху скрипнуло, хрустнуло, посыпалась сырая деревянная труха, и Танюшка соскочила обрат-но. Указала вверх подбородком с гордым видом.
Дверь была открыта — отошла на полметра. В щели проглядывал свет.
— Подсади опять, я посмотрю, — я принял от неё нож и покачал головой:
— Лучше я, мало ли что…
— Я же тебя не подниму, — улыбнулась она. — Давай, Олег.