Путь в Беловодье
Шрифт:
– Прошу вас, опасайтесь Вадима Федоровича, – сказал Гамаюнов. – Он человек очень последовательный. Цель наметит и идет к ней. Ни за что не отступит.
– Разумеется, буду опасаться, – согласился Роман. – Ведь он хотел меня убить.
– Это потому, что он тогда не знал, что у меня больше нет ожерелья и новых кругов я ему создать не могу. Боялся, что вы ему можете помешать. Вы, Роман Васильевич, очень сильный колдун. Сазонов сказал, что за вами давно наблюдает, специально даже для этого дом себе в Темногорске приобрел. Опасался,
– Нож с водным лезвием вы сделали?
– Вадим сам умеет. Правда, очень слабый. Сутки держится, не больше. Когда вы внезапно покинули Беловодье и он понял, что ограда не восстановлена, мы с ним еще раз все обсудили. И он решил вас не трогать. Потому что только вы можете ему помочь.
– В чем помочь? – насторожился колдун. Вспомнил, что смирение Ивана Кирилловича напускное, мгновенно прежняя неприязнь ожила.
– Вадиму нужно новое ожерелье с водными нитями.
– Зачем? – пожал плечами Роман. – Создать свой град мечты? Я, как Стен, душу свою не отдам, чтобы кто-то другой мечту мою воплотил и изувечил.
– Полагаю, так Вадим надеется с помощью нового ожерелья управлять Беловодьем. Сейчас оно хаотически реагирует на некие приказы. Это только гипотеза… Но если новый круг будет создан, Беловодье начнет осуществлять направленное преобразование мира.
– Под руководством Сазонова?
– Я всего лишь хочу объяснить логику этого человека. Вы сейчас думаете, что все поняли и все знаете. А на самом деле ничего не поняли и не знаете. Только когда сами ошибетесь, когда вас будут упрекать, вот тогда меня и вспомните.
– Иван Кириллович!
– Я вам зла не желаю. Но говорю: вспомните. Имейте в виду, то, что я вам рассказал – гипотеза Сазонова. А теперь идите… И не забудьте перед уходом забрать ваше кольцо. Когда вы покинете Беловодье, этот мир снова станет моим. Моим… – Гамаюнов повернулся к окну, и вымученная улыбка появилась на его губах. – А вы – чужой в моем доме. Вам, Роман Васильевич, на самом деле Беловодье не нужно. Вам только хотелось доказать, что вы сильнее меня, что можете и не такое! И главное, надо было меня одолеть. Так ведь?
Признаваться, что это правда, не хотелось. Но и лгать колдун не желал. Особенно при Наде.
– Так, – выдохнул Роман.
– Ну что ж, вы доказали. Вы победили.
– Нет. Не победил. Беловодье вы сотворили. Как бы то ни было. – Каждое слово давалось с трудом. На Надю Роман не смотрел. – Мне такое не под силу.
– Еще создадите. Какие ваши годы. – Роману показалось, что весь этот разговор вел какой-то другой, не прежний Гамаюнов. Прежний ни за что бы так не сказал. – Вы счастливец, – вздохнул Иван Кириллович. – У вас нет своего Сазонова.
– У меня есть ваш Сазонов, – не удержался, чтобы не съязвить, Роман.
– Мы
– Конечно.
– Эта спальня точь-в-точь как у Марьи Гавриловны. – Надя упала на широченную кровать под балдахином. – Моя спальня.
Они вновь поцеловались.
В этот миг время замедлилось во всем Беловодье, мечта погрузилась в аморфное ничто, остановилось мгновение, в котором Роман был наконец с Надеждой.
– Ты все-таки добился своего. – Она положила ему голову на грудь и смотрела на сгусток света, что плавал над их кроватью. В этом свете кожа казалась платиновой. И волосы Надежды тоже отливали белым металлом.
– Я всегда добиваюсь своего, – улыбнулся Роман. – Когда я в первый раз увидел тебя, понял: будешь моей.
– Приз, который надо выиграть?
– Может быть. Но думаю, что ты – моя судьба. И путеводная нить. И звезда. – Он запнулся. Потому что ожидал, что она начнется насмешничать.
Но Надя лишь спросила:
– Не слишком ли много?
– Мало… напротив. Ты – мое проклятие и мое мучение.
– Пожалуй, хватит. А то еще сочинишь, что я – твоя смерть.
– Кто знает. Надо у Стена будет спросить – может, это и так.
– Сотри мне память, чтоб я не помнила о прошлом. Ни про Антона, ни про роман с Лешкой. Гамаюнова тоже хочу забыть. Ну их всех в болото. Будем только ты и я. Будем жить без оглядки. Чтобы прошлое не холодило спину. Наслаждаться жизнью будем. Я так хочу!
– Не хочу ничего стирать. А то станешь похожа на других.
– Боишься, значит?
– Может быть, – не стал спорить колдун. – У меня немало страхов. Я оружия огнестрельного боюсь. Огня. И еще – тебя.
– Правильно делаешь, что боишься. Я у тебя всю силу отберу. Выпью душу, одна шкурка останется. Возьму потом, и ту шкурку выброшу. Или на огне сожгу.
– Нет, ты обманываешь. Напротив – ты мне силы даешь.
– Значит, я воскресла какой-то другой, не той Надей, которая умерла. Не помню, чтобы я хоть кому-то прежде могла что-то дать. Если не употреблять, конечно, это слово в пошлом смысле.
– Мне нравится, когда ты говоришь пошлости.
– Это тебя возбуждает? Не исключено, что наша любовь разрушит Беловодье. Ты не боишься? Возможно, каждый оргазм подталкивает творение Гамаюнова к гибели?
– Тогда мы погибнем вместе с ним.
– Ну что ж, давай разрушим его поскорее.
И ночь их счастья продолжалась год…
Роман вновь выплыл из прошлого в настоящее. Но еще один черный лоскуток беспамятства остался. Несколько дней? В Беловодье всего лишь несколько минут. Их тоже предстояло вспомнить. Колдун прикрыл глаза и так лежал, не в силах поверить, что там в его снах Надя только что была рядом. Была и исчезла… Почему? Где она?