Путь в революцию. Воспоминания старой большевички
Шрифт:
Годы минусинской ссылки — последние годы XIX века — вспоминаются мне сейчас не только как период подневольной жизни в глуши. Конечно, эта жизнь была по-своему тягостна и трудна. Но в то же время она давала нам возможность многое обдумать, пополнить свой теоретический багаж. Общение с Лениным явилось для нас своего рода школой политической мысли, школой, в которой мы росли и мужали.
Лето 1899 года было очень жарким. При малейшей возможности я и Пантелеймон Николаевич вместе с маленькой Олей уходили на берег Ои. Прогулки эти оставили во мне самые светлые воспоминания. Чаще всего я слушала, а Лепешинский говорил. Он живо и увлекательно
Благодаря острой наблюдательности и умению разбираться в людях он хорошо улавливал в своих друзьях наиболее характерное для них и делился своими наблюдениями со мной. То, что рассказывал он о Кржижановском и Старкове, помнится мне и до сих пор. Последующие годы не раз подтверждали правильность даваемых мужем характеристик. Не раз приходила мне в голову мысль, что не будь Лепешинский профессиональным революционером — он мог бы сделаться незаурядным писателем.
Делясь впечатлениями, полученными на пути в ссылку, Пантелеймон Николаевич с особенным чувством рассказывал о Кржижановском.
— Как он красив внутренней, одухотворяющей его красотой, — задумчиво говорил муж. — И характер у него своеобразен. Настроение Глеба способно меняться мгновенно. Бывало, лежит он на полке вагона, молчит. Кажется — будто чем-то подавлен: глаза холодные, скучающие. Но вот кто-нибудь в его присутствии заспорит, начнет ссылаться на «Капитал» или «Анти-Дюринг» — и Глеб тут же преображается. Сначала бросит одну-две реплики, а потом — вскочит с постели, брови беспокойно задвигаются, глаза молнии мечут. Не узнать его! Знаешь — как орел расправляет свои крылья и когтит своих врагов, так и он. Я преклоняюсь перед ним в такие минуты. Настоящий боец, трибун…
Еще студентом-технологом Глеб Максимилианович вступил в марксистский кружок. Он вел подпольную революционную работу на предприятиях Петербурга. В 1893 году встретился с Лениным. Под его руководством Кржижановский принимал деятельное участие в создании «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В 1902 году он был избран в оргкомитет по созыву II съезда партии, а на самом съезде его выбрали в члены ЦК. Спустя два года, в 1904 году, Кржижановский приезжал к Владимиру Ильичу за границу с докладом о состоянии революционной работы в России. Ленин высоко ценил Глеба Максимилиановича.
После Октябрьской революции Кржижановский как талантливый инженер принимал самое активное участие в разработке государственного плана электрификации Советской России (плана ГОЭЛРО), а также в организации Государственной плановой комиссии (Госплана), во главе которой находился долгое время. До конца жизни Глеб Максимилианович, избранный в члены Академии наук СССР, возглавлял организованный им Энергетический институт.
Я не случайно заглянула вперед. Ведь глубина истоков становится по-настоящему ощутимой только тогда, когда увидишь и устье реки…
Другой близкий друг Пантелеймона Николаевича — Василий Васильевич Старков был человеком совсем иного склада. Так же, как и все мы, он был безгранично предан делу революции. Его ум — методический, спокойный — был под стать характеру. И речь его отличалась плавностью и литературной правильностью построения. Маленькие
— Красиво… Хмурые ели, кокетливые березы, фиолетовые Саяны на фоне голубого неба… — Внезапно он запнулся и рассмеялся: — Воображаю, что бы сказал Старков, услышав мой монолог!
Да, как ни трудно жилось в ссылке, но я была счастлива, что нахожусь в кругу друзей, и никогда не сожалела о том, что последовала за П. Н. Лепешинским в Сибирь. Познавая людей революции, находившихся в этих местах, я все больше убеждалась в их громадном духовном превосходстве над людьми того круга, в котором прошло мое детство, в их человечности и мужестве. И это придавало сил и закаляло для борьбы за дело правды, за дело партии.
ПАМЯТНЫЙ ДЕНЬ
Пожалуй, я не ошибусь, если скажу, что для каждого коммуниста — как бы он ни был стар — одним из самых запомнившихся дней его жизни является день вступления в партию. Никогда не забуду этого дня и я — тем более, что это происходило в такой необычайной, такой своеобразной обстановке…
Семнадцать ссыльных социал-демократов, разбросанных в нескольких селениях Минусинского уезда и отданных под надзор полиции, постоянно и деятельно поддерживали между собой связь. Владимир Ильич имел контакт не только со всеми нами, но и с революционными подпольщиками, оставшимися на свободе. Постоянная переписка с «волей», в которой активнейшим помощником была Надежда Константиновна, держала его в курсе всех событий и вопросов русской политической жизни, волновавших партию.
Вспоминается мне, как однажды он собрал нас, ссыльных марксистов, и сообщил о полученном им с воли важном письме. В этом письме говорилось о состоявшемся в 1898 году в Минске I съезде партии и о том, что съезд наметил издание партийного органа — «Рабочей газеты». Радость Ильича, вызванная важнейшим в истории русского революционного движения событием, была очевидной и нескрываемой.
Обратившись к нам, он с особенным значением подчеркнул, что отныне в России создана рабочая социал-демократическая партия — и наш долг вступить в нее и деятельно участвовать в ее работе. С энтузиазмом откликнулись мы на предложение того, кто уже был для нас признанным вождем. Разумеется, в то время и речи не могло быть о каких-либо членских билетах (мы получили их лишь после Октябрьской революции, в 1918 году), но дело было не в этом. Каждый способен понять ту глубокую гордость, какую испытывали мы от сознания того, что сделались членами Российской социал-демократической рабочей партии.
ПРОТЕСТ СЕМНАДЦАТИ
В Ермаковское к Сильвину приехала из Рязани его невеста, учительница Ольга Александровна Папперек, и доставила Владимиру Ильичу какую-то посылочку от его сестры Анны Ильиничны. В посылке оказалось «Кредо» — программа русских оппортунистов-экономистов, написанная Кусковой.
Ознакомившись с этим документом, проповедующим, что рабочие должны довольствоваться экономической борьбой, предоставив политическую буржуазным либералам, Ленин разволновался и горячо на него реагировал. Не откладывая, он тут же набросал проект протеста против новоявленных заповедей оппортунизма.