Путь в Версаль (др. перевод)
Шрифт:
Она не ответила – ей не понравился слащавый тон карлика. Чтобы сменить тему, Анжелика спросила:
– Ты не скажешь, что донья Тересита готовит с таким тщанием? От этого кушанья исходит такой странный аромат… Даже не знаю, как его назвать.
– Да это же шоколад королевы.
Анжелика резко поднялась, чтобы заглянуть в кастрюльку. Она увидела какую-то темную, густую и совершенно неаппетитную массу. Через Баркароля она затеяла разговор с карлицей. Та поведала, что, для того чтобы произвести шедевр, который она готовит, ей потребовалось
– Мне это представляется невероятно сложным, – разочарованно сказала Анжелика. – Это хотя бы вкусно? Можно попробовать?
– Попробовать шоколад королевы! Какое святотатство! Ты нищенка! Что за кощунство! – с деланым возмущением воскликнул карлик.
Хотя карлице просьба Анжелики тоже показалась очень дерзкой, она все же соблаговолила протянуть Анжелике капельку темного месива в золотой ложечке.
Чрезмерно сладкая кашица обволокла весь рот молодой женщины. Из вежливости она произнесла:
– Восхитительно.
– Королева не может без него обходиться, – прокомментировал Баркароль. – Ей требуется несколько чашек в день, но его приносят тайком, потому что король и весь двор смеются над ее пристрастием. В Лувре его пьют только она и ее величество королева-мать, которая тоже испанка.
– А здесь можно достать зерна какао?
– Королеве специально доставляют их из Испании через посла. Их надо обжаривать, толочь, обезжиривать, – пояснил карлик и тихонько добавил: – Не понимаю, к чему столько хлопот ради такой гадости!
В этот момент в комнату вошла девочка и скороговоркой, по-испански, потребовала шоколад ее величества.
Анжелика узнала Филиппу. Поговаривали, будто это внебрачная дочь короля Филиппа IV Испанского и что ее воспитала инфанта Мария-Терезия, обнаружившая малышку в коридорах Эскориала. Девочка состояла в испанской свите, переправившейся через реку Бидасоа.
Анжелика встала и простилась с доньей Тереситой. Карлик проводил ее до низкой двери, выходящей на набережную Сены.
– Ты даже не спросил, что со мной произошло, – сказала она ему.
Ей неожиданно показалось, что карлик превратился в тыкву, потому что теперь она видела только его огромную оранжевую атласную шляпу. Баркароль смотрел в землю.
Анжелика присела на порог, чтобы быть одного роста с маленьким человеком и видеть его глаза:
– Отвечай!
– Я знаю, что с тобой произошло. Ты бросила Каламбредена и оказалась во власти добрых побуждений.
– Похоже, ты меня в чем-то обвиняешь? Ты что, не слыхал о сражении на Сен-Жерменской ярмарке? Каламбреден исчез. Мне удалось сбежать из Шатле. Родогон в Нельской башне.
– Ты больше не входишь в братство нищих.
– Ты тоже.
– О, я по-прежнему в братстве нищих. Я всегда в нем буду. Это мое королевство! –
– А кто тебе сказал про меня?
– Деревянный Зад.
– Ты видел Жанена?
– Я ходил воздать ему должное. Теперь он принц нищих. Думаю, тебе это известно?
– Да.
– Я пошел, чтобы вывалить в таз целый кошелек золотых луидоров. У! У! Дорогуша, я оказался самым богатым из всех.
Анжелика взяла карлика за руку, за маленькую, круглую и пухлую, как у ребенка, ручку:
– Скажи, Баркароль, они хотят причинить мне зло?
– Я думаю, в Париже нет другой красотки, которой следовало бы так опасаться за свою прекрасную шкуру, как тебе. – И он состроил зловещую гримасу.
Однако Анжелика чувствовала, что это не пустая угроза. Она встряхнула головой:
– Тем хуже. Значит, я умру. Но я не смогу вернуться к прошлому. Можешь передать Жанену.
Трагическим жестом Баркароль прикрыл глаза рукой:
– Ах, как же мучительно будет увидеть такую красотку с перерезанным горлом!
Анжелика собралась уходить, он схватил ее за юбку:
– Между нами… Было бы лучше, если бы ты сама сказала об этом Жанену.
C декабря Анжелика полностью погрузилась в дела харчевни. Посетителей прибавилось. Рассказы об удавшейся пирушке гильдии цветочниц обрастали хвалебными слухами. «Храбрый Петух» стал специализироваться на корпоративных праздниках. Ремесленники, жаждущие промочить глотку и набить брюхо в компании и во славу своих святых покровителей, теперь устраивали цеховые трапезы под заново отполированными балками харчевни, постоянно увешанными лучшими образчиками копченостей и дичи, какие только можно было найти.
Анжелика всеми силами способствовала насыщению требовательных глоток и желудков, как если бы она оседлала строптивого коня, который может стремительно унести ее вдаль.
Кроме рабочих, мастеровых и торговцев в харчевню стали наведываться стайки вольнодумцев – разгульных и утонченных философов, открыто признающих право на все удовольствия, презрение к женщине и отрицание Бога.
Избежать их нескромных рук было не так-то просто. Вдобавок они оказались привередливы в еде. Но хотя порой их цинизм пугал ее, Анжелика очень рассчитывала на них в деле закрепления за заведением надежной репутации, которая привела бы в харчевню более взыскательную публику.
Случалось, забегали актеры. Не снимая накладных красных носов, они приходили небольшими группами понаблюдать за фокусами обезьянки Пикколо.
– Вот у кого всем нам следует учиться, – говорили они. – Ах, будь эта зверюшка человеком, какой бы из нее получился артист!
С потным лбом, пылающими от жара печи щеками, Анжелика занималась своим делом, не думая ни о чем, кроме настоящего. Ей ничего не стоило рассмеяться, отпустить фривольную шуточку, властно отвести чересчур дерзкую руку. Ей нравилось смешивать соусы, шинковать зелень, украшать кушанья.