Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 3
Шрифт:
Цена Зимней Травли – не меньше сотни зверей… и не меньше десятка охотников. Каждый раз.
В этот раз Травля не удалась. Или удалась слишком основательно. Вот группа в белом – собрались, взмахивают руками, обсуждают что-то… кто-то пытается выбраться из-под упавшего шатра. Жалобно ржёт упавший конь – не может подняться. Егеря несут прикрытые белым тела…
– Ну? Каково?
Широкое лицо Норна Клеска согрето огнём рыжей бородищи. Норн выныривает из-за ближней сосны (сам больше сосны в обхвате, так что непонятно, как он там схоронился). И косолапит
– Говорил же, тебе понравится, – без лишних церемоний загребает в дробилку объятий. – Сто лет не видались, куда пропала? Хлия обижается уже, когда к нам выберешься?
– Тышшшаша джел, – попробуй поговори, когда тебя втискивают в меховую куртку. – Ты ж, вроде, собирался с семьёй посидеть.
– Так… Хлия сама выперла, понимаешь. Надоело ей, что я к малому кидаюсь на каждый хлюп. Мол, разбалую. Ну, и говорит – берись уже за лук, а то совсем мозги размякли колыбельные петь…
В пламени бородищи прячется смущённая улыбка, и легко представить Норна – одного из лучших охотников Кайетты – поющим над кроваткой первенца. Пальцы поглаживают сжимают лук-атархэ, изукрашенный затейливой резьбой – наверное, так же бережно, как погремушку.
– На Травлях раньше не был, ну, и решил сюда… что смотришь, не егерем же! Бывший клиент, хороший мужик, позвал: говорит, я на травли отъездился, а сын молодой, горячий – присмотри, чтобы на мантикору какую не полез. Кто ж знал, – и гордо обводит широченной ладонью зрелище. Потом сует ладонь в лицо Янисту. – Новенький? Ну, ты-то, парень, как к ней под крыло угодил, а?!
Олкест бубнит что-то невнятное, а Норн берёт его за рукав, кивает Гриз – пошли – и тащит за деревья. Подмигивает на ходу:
– Ты, парень, не пойми неверно – с Гриз бы я и сам работал. Когда на выездах пересекались… эх, до сих пор вспоминаю, как она контрабандистам-то кнутом и по сусалам! Но вот быть у неё под начальством – тут извините, у вас там условия в группе – проще сразу на Рифы отъехать. Всё удивляюсь, что чокнутые какие-то находятся.
– Да я не… и у нас не… м-м-м-могу заверить, что условия меня полностью устраивают!!
Норн Клест дотаскивает их до вершины более высокого холма – теперь вся Охотничья Плешь как на ладони. Гриз рассматривает пропалины на опушках.
– Они были не готовы, когда началось?
Слишком многие пытаются выбраться из-под шатров. Много упавших коней – словно скакали в бешенстве, в панике. И тела керберов и игольчатников повсюду – испепелённые, пронзённые стрелами…
– Первый рог ещё прозвучать не успел, да. Кто-то уже начал места занимать, кто ещё копался, снаряжение проверял. Смолкли сигналы…
…лагерь жил – предвкушением, охотничьей суетой. Тревожно фыркали лошади, сновали деловитые слуги, готовили снадобья травники –
Отлив перед высокой волной. И сразу же вслед – знак приближающейся бури. Рёв, треск стволов и пламени, клич гарпий, и рык, и «Песнь крови» – всё одновременно, отовсюду, и ближе, ближе…
«Это, что ль, сигнал?» – глупо спросил кто-то из первогодок, когда хаос звуков рухнул на лагерь.
– …потом взбесились бестии в лагере. Все, сколько было. Единороги, керберы, игольчатники из свор. Девятеро помиловали – алапардов никто не припёр покрасоваться! Звери были дрессированные, обученные на людей не кидаться. А тут рванули убивать. Единороги, воображаешь себе?! Что ж с ними такое случилось-то…
Я знаю, молчит Гриз, поглаживая правую ладонь. Под пальцами ощущаются извилистые следы, один ещё сравнительно свежий.
– И… что же вы сделали тогда?
Норн молча демонстрирует ладонь – на ней выгнулся лук. Стрела наложена на тетиву, трепещет – сейчас полетит.
– Прикрывал своего парня, сказал слугам – уведите в шатёр, спрячьте. Сам – в позицию, ну, и… кто ближе, того и… Ты прости, Гриз. Сам не рад, что так, но тут…
Норн Клеск искренне любит природу. Обожает путаные лесные тропы, и птичье пение, и звериные игры. Терпеть не может капканы. Не отстреливает дичь бессмысленно –берёт заказы на людоедов. Норну Клеску нечего извиняться перед ней и смотреть так, будто варг сейчас вскрикнет: «Убийца!»
Они теперь молчат вдвоём – глядя на хаос внизу. Слушают друг друга.
Молчание Норна Клеска – густое, словно суп сердитой Фрезы.
Плавают воспоминания: перевернуть стол, загородиться вторым, воззвать к Печати – и лук становится продолжением пальцев, стрела – продолжением взгляда, мир словно замедляется в тягучем вздохе… Окровавленная пасть кербера. Игольчатник взвился в прыжке. Единорог, весь в кровавой пене, храпя, мотает головой… Пальцы легко отпускают тетиву – опять, и опять, и опять. Вокруг вопли, кто-то бьёт магией, кто-то бежит, несётся лошадь – волочит за собой всадника, полыхает шатёр слева, и лавина грохочет в лесу, снося и подпаливая деревья, всё ближе и ближе, с воем и рёвом…
Молчание Гриз – лёгкое, печальное. Будто розоватый пушистый снег на земле.
Не вини себя, Норн, – молчит Гриз. Это были уже не они. Алая паутина, огненная, сжирающая – то, что опутало их в этот момент. Не ты виноват – тот, кто закутал их в эту паутину. Кто-то, кто ходит по лёгким путям.
Чуткости Норна Клеска могут позавидовать десять Следопытов.
– Не сердишься. Тогда дальше. В лагере началось… ты видишь, что. Даматский Энкер какой-то! Ещё никто отойти не успел, все орут, кто отбивается, кого единорог топчет – а из лесу уже все остальные ломанулись.