Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 3
Шрифт:
–- Так и случилось, – истово кивает Рыцарь Морковка. – Нокторн принял вызов с радостью. Одна из благотворительниц, эта… госпожа Тильер… говорила, что он прямо смаковал будущую дуэль. Особенно когда жребий определил им поединок на мечах, правда, без применения Дара. Всех аристократов учат фехтовать с детства. Но шансы Шеннета…
Он отмеряет между пальцами микроскопическое расстояние.
– Самое смешное, что после того, как вызов брошен и принят, противники не очень-то могут отказаться. Величайший позор. После такого ни в одном приличном
Я фыркаю носом, воздавая должное наивности Йелта-как-его-там-дамского-угодника. Он-то, само собой, полагал, что Хромец выскочит с ним на поединок и за милую душу даст зарубить себя.
Конфетка тем временем восхищённо прищелкивает языком и бормочет под нос:
– Двух ворон одной стрелой. А местный хозяин отменный стрелок!
Тут уже доходит и до Рыцаря Морковки:
– То есть, ты считаешь, что он пытался не просто избавиться от этого поединка, но еще и от жены – вот таким вот способом?
Нойя мило усмехается и прижимает пальчик к губам, напоминая – у кого мы в доме. Его Пресветлость замолкает, но пыхтит крайне выразительно.
– Так, – Грызи возвращается из раздумий. – Тут есть, над чем поразмыслить. Как, говорите, называется поместье Нокторнов?
ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
По пути к «поплавку» она мурлычет под нос песенку. Та прицепилась, заскочила в мысли – нипочем не отстает. Ярмарочная и дурацкая, с мелодией, под которую притопывать и прихлопывать.
У Джейни муж некрасив и прост –
Хей, Джейни, Джейни, хей!
Косые глаза да малый рост –
Хей, Джейни, Джейни, хей!
Он самый нелепый из всех мужей –
Хей, Джейни, Джейни, хей!
Кого же, скажи нам, ты любишь Джейн?
Хей, Джейни, Джейни, хей!
Аманда, которая шагает рядом, косится удивленно, потом лукаво. Она знает десять тысяч песен нойя, так что, наверное, могла бы выбрать что-то более подходящее. Но Гриз выбрала эту – и теперь не может отвязаться, в память как по заказу просятся слова:
Быть может, бродячего любит певца?
Хей, Джейни, Джейни, хей!
Тот сладкие песни поёт без конца.
Пой, Джейни, Джейни, хей!
Иль, может, торговцу душой отдана?
Хей, Джейни, Джейни, хей!
Ведь лавка шелками да мёдом полна –
Хей, Джейни, Джейни, хей!
Список длинный, может даже – бесконечный. Перебираются и жрецы храмов, и моряки, и разбойники. Список вьется и вьется, скачет каждой рифмованной строчкой и дразнится – потому что Гриз не может вспомнить, чем там заканчивается эта песенка и есть
Почему-то кажется очень важным вспомнить.
– Сладкая моя, не решила ли ты занять место первой певуньи питомника? – не выдерживает Аманда уже в «поплавке».
Но Гриз только машет рукой, показывает – просто прицепилось. И Аманда умолкает, пока перед ними не вырастают ворота, за которыми скукожилось под одеялом из плюща поместье.
У поместья вид обглоданный и уставший, как у должника, который еще совсем недавно прохлаждался на балах – а потом его на части растащили кредиторы. У пожилого привратника с вислыми усами – усталые глаза. Госпожа Нокторн никого не принимает, – говорит он. Господин Нокторн – тоже. Больше ничего не могу сказать.
– Нужно было все же взять с собой Мел, медовая моя, – тревожно шепчет Аманда, на которую привратник бросает хмурые, подозрительные взгляды. – Или кого-нибудь из слуг Касильды – всё же в этой стране…
– Это ничего, –- отвечает Гриз углом рта. – Передайте госпоже Нокторн… нет, лучше господину Нокторну, что мы явились от Касильды Виверент. Доказательство – её печать.
Привратник не удивляется – у него глаза человека, который решительно всему перестал удивляться. Он только спрашивает – как доложить. Потом отсылает кого-то передать сообщение – и так же не удивляется, когда их приказывают немедленно впустить.
В нем будто жизнь иссякла, думает Гриз, упруго шагая по дорожке к поместью. Остановилась, как во всем здесь. Совсем недавно подстригалась трава и выпалывались цветы – но всё уже успело зарасти, и такие модные фигуры из кустов ветками торчат во все стороны. Прислуги не видно.
Родственники Сквора – серые горевестники – перелетают с дерева на дерево, перекликаются зловещими голосами. Откуда-то слышится ржание голодных единорогов, далекое рычание виверния в зверинце – никому нет дела…
Дом – недавно отремонтированный, с прекрасной лепниной, смотрит подслеповато тусклыми от горя окнами. У дома забрали душу. Вынули.
Как у госпожи Нокторн, на лице которой – следы иступленного горя.
– Она вас послала, она, да? – кричит госпожа с крыльца, забыв даже о приветствии. Она маленькая, хрупкая, и когда взмахивает руками – исчезает под своей старушечьей шалью, как под крыльями. И она изо всех сил пытается удержать себя от того, чтобы не броситься к ним навстречу. – Она узнала, она знает средство, вы поможете ему?!
Аманда за спиной поёживается: на нойя Энешти нечасто смотрят со всепожирающей, безумной надеждой.
– Мы постараемся помочь, – говорит Гриз. – Но нам нужно знать – как всё случилось.
Госпожа Нокторн просит называть ее просто Эльдой. Госпожа Нокторн проводит их в холл, где глухо отдаются шаги, где застоялся запах успокаивающих средств. И ломает руки, и пытается блюсти традиции и предложить им чаю, и говорит, что сейчас кого-нибудь позовет, и если у них только есть какие-то пожелания – все, что угодно…