Путь войны
Шрифт:
– …Феррик забыл про Беста - он перешел в иное измерение, в собственную вселенную, где не было ни времени, ни пространства - ничего, кроме грязных отвратительных зверей, наседающих под автоматный огонь, под огнеметы, под гусеницы его танка. Ноздри Феррика вдыхали аромат паленого мяса, приправленный острым запахом пороха. В уши бил грохот орудий, треск пулеметных очередей, рев двигателей, крики, хрипы и стоны. Плоть Феррика стала частью пулемета, из которого он палил. Очереди трассирующих пуль, казалось, вылетали из самой глубины его души; Феррик буквально чувствовал, как они впиваются в плоть зверосолдат, падающих перед его стволом, толчками выплескивающим свинцовое семя смерти. Сквозь броню танка он ощущал хруст костей
Он бросил мимолетный взгляд на Беста: казалось, юный герой навек обручился с рычагами танка и с гашеткой пулемета. Лицо его было стальной маской крайней решимости. Голубые глаза сияли священной яростью и железным экстазом. На мгновение глаза Феррика встретились с глазами Беста. И в тот же миг они обручились священным союзом боевого братства. Их души слились на мгновение в величайшем порыве расового волеизъявления, вобрав и растворив в себе танк - их совокупный орган возмездия. Все это длилось лишь мгновение, так что ни Феррик, ни Бест, ни на миг не отвлеклись от своей священной и героической работы. Тысячи тысяч актов величайшего героизма демонстрировали ежесекундно ратники, увлекаемые вперед могучим зовом здоровой евгеники, истинно человеческим фанатизмом и трансцендентной славой. Моторциклисты в черных куртках неслись навстречу раскаленным от непрерывной стрельбы стволам противника, дробя смердящие ноги зверосолдат, давя их колесами своих стальных скакунов, убивая их десятками, в то время как вражеские пули рвали на части героическую плоть воинов…
[Здесь и далее цитируется (с некоторыми изменениями) роман «Железная мечта» («The Iron Dream») Нормана Спинрада (1972г.).]
– Что это? – спросил Крамневский в никуда, понимая, что ответа не будет. И все же ему ответили.
– По-моему, ответ очевиден, - сказала трубка знакомым голосом, и Илион вспомнил, что лаборатория ученого так же подключена к общей сети. Наверняка Радюкин уже пришел в себя и слушал радио вместе с командиром.
– Очевидно, - повторил доктор наук. – Это культура.
Глава 14
Былое
– Не понимаю!
Профессор Айнштайн мерил шагами лабораторию, в белом халате он походил на огромного нескладного аиста. Айзек размахивал руками как ветряк, чудом ничего не задевая.
– Не понимаю! – повторил профессор, резко остановившись. – Франц, ну что же не так?!
Франц Пропп утомленно присел в углу на шатком трехногом стульчике, судя по истершимся от времени цветочкам, предназначенном для ребенка. Когда-то соседи выставили этот ненужный предмет мебели во двор. Ассистент подобрал его сугубо во временных целях, когда лаборатория в первый раз пострадала от эксперимента с резонаторами. С тех пор минул не один год, а стул прижился, став неотъемлемым предметом обстановки. Франц обнаружил, что разрушительные опыты профессора словно из жалости щадят страшного колченогого уродца и в кульминационные моменты старался держаться к нему поближе. Глупое, конечно, суеверие, но как писал Шекспир, «Есть многое на свете, друг Горацио, что неизвестно нашим мудрецам…».
– Франц, ну что же мы делаем неправильно?
Вопрос, как и следовало ожидать, оказался риторическим, светило науки и не ждал от помощника гениальных прозрений.
– Мы перепробовали все, - рассуждал вслух Айнштайн, возобновляя метание меж громоздких агрегатов. – Черт побери, я так надеялся на новую фокусировку… И снова неудача…
Пропп критически взглянул на лабораторию. После того как год назад сбежали оставшиеся соседи, весь дом оказался в полном распоряжении Айнштайна, который без промедления переместил лабораторию в крепкий и надежный подвал со стенами из бутового камня. Предосторожность оказалась уместной, ныне обширный зал с узкими окнами под потолком более походил на поле боя – закопченный потолок, выщербленные стены и короба прочных защитных кожухов на аппаратуре.
Интерес профессора к открытому им «эффекту Айнштайна» очень быстро перерос в одержимость.
Сегодня Айнштайн использовал последнюю надежду – сложносоставную фокусирующую линзу. Ее после долгих переговоров выпросили у Королевской академии под гарантию научного прорыва и эксклюзивных прав на издание статей и научных работ, посвященных феномену. Под ударом сиреневых молний линза, единственная в мире, испарилась, не оставив даже пылинки. Очередной эксперимент вновь свелся к наблюдению занимательных оптических эффектов, а также регистрации неведомой энергии, возникающей из ниоткуда и в никуда же исчезающей.
Ах, нет, подумал Франц, это не все итоги. Не забудем непременную уборку и ремонт, куда же без них.
– Да к черту все, - неожиданно произнес профессор вполне спокойным голосом. – Выключайте, Франц. И… - он немного подумал, гладкий лоб собрался морщинами как воды озера на сильном ветру. – Вы говорили, нас вроде бы приглашала в гости ваша почтенная тетушка? Какое-то семейное собрание… Почему бы нам не принять предложение?
Если бы Айзек Айнштайн внезапно начал складывать стихи или высказал пожелание записаться в «корпус вооруженного народа», даже это не повергло бы Проппа в такое изумление, как сейчас. Профессор, который уже несколько лет практически не выходил из дома, «отшельник Айнштайн» - желает приобщиться к мирской суете? Да еще отправиться в гости к тетушке Хильде, которая была близка науке примерно так же, как близка к Земле Проксима Центавра с ее четырьмя световыми годами… Видимо, очередной провал по-настоящему подкосил Айзека.
Впрочем, все, что отдаляет необходимые и опостылевшие заботы по ремонту лаборатории - есть благо.
Путь через весь Берлин, к северным окраинам, оказался на удивление скорым. Словно само мироздание удивилось внезапному перерыву в отшельничестве Айнштайна и пришло на помощь профессору. Трамвай на аллее Ладсбергер шел по графику и весьма споро, людские скопища рассеивались как дым, стоило Айзеку и ассистенту приблизиться к ним. Единственная по-настоящему значительная заминка возникла только при пересечении Strasse des 17 juni. Похоже, очередной русский диктатор приехал просить помощи – кредитов, оружия и солдат. Франц помнил, как это случилось в первый раз, еще в двадцатом. Тогда невиданное зрелище собрало немыслимые толпы народа. Проппу посчастливилось попасть в первые ряды, и он самолично наблюдал все - большой открытый автомобиль, в котором стоял, раскланиваясь на все стороны, низкорослый человечек, конное сопровождение в причудливо-экзотичных мундирах, многоцветный стяг. Толпа ревела и бесновалась, неистово скандируя «ХЛЕБ! ХЛЕБ!!!», а человечек в машине раскланивался как заведенный, прижимая к груди странную шляпу, не то котелок, не то укороченный цилиндр.
С тех пор их много побывало в Германии, и с каждым разом прибавлялось экзотики, цветов на знаменах и поклонов. А вот толпа убывала. Сегодня очередной визит очередного просителя собрал совсем немного зрителей, почти безучастно наблюдавших за кавалькадой всадников в лохматых бурках, с длиннющими пиками и утрированно кривыми саблями. Но даже эта пародия на толпу вогнала профессора в состояние близкое к панике. Францу пришлось буквально взять Айнштайна на буксир, протаскивая за собой между отдельными скоплениями зевак. Когда они уже миновали процессию, сзади кто-то начал кричать в рупор на умеренно скверном немецком, ухо выхватывало отдельные слова «добрый германский народ… помощь…» и еще что-то про борьбу, скорую победу и выплату по всем обязательствам. Толпа свистела и улюлюкала.