Путь
Шрифт:
Ильсид снова остановился, глядя на реакцию Провалова. Тот хлопал глазами и хлюпал носом.
— Да не менжуйся, просто ответь мне на один вопрос, — продолжил Ильсид, не сбавляя обороты, — ты, вообще, не дебил случайно? Почему я так думаю? А ты ответь мне на вопрос — на кой хрен тебе понадобилось посреди города ставить себе дом? На кой хрен тебе вообще понадобилось выкупать территорию детского садика, и на ней, сука, ставить трёхэтажный коттедж с кованым забором и гаражом на несколько машин? Ладно бы в городе всё было благополучно, но ведь через дорогу от тебя стоит пятиэтажка, в которую забыли провести электричество. И из твоих окон, придурок ты лагерный, каждый день виден дом,
И тут Ильсид не сдержался и, не вставая, резко ударил Провалова в ухо, а потом в нос. Кровь хлынула в ту же секунду, запачкав дорогущий пиджак и рубашку. Глава зажался, всхлипнул и заплакал, вытирая манжетами кровь с лица. Подождав пару минут, Ильсид продолжил, успокаиваясь:
— Лепень походу дорогой, ничего, бабло есть — новый купишь. Теперича скажи мне, ты же прекрасно знал, что ни на что не годен. Ты не болта не рубишь ни в коммунальном хозяйстве, ни в строительстве, ни в политике. На кой хрен ты полез во власть?
— Я не лез, — пробубнил сквозь кровь и слезы Провалов. — Меня народ выбрал!
— Какой народ? Какие выборы? Ты чего мне лепишь, лохадей?! Ты вот только меня за фраера не считай, я не электорат, я Хозяин. Ты же голоса покупал за двести рублей и стакан водки. Я даже знаю, сколько ушло пиарщикам из Еката, сколько агитосам, сколько отвалили в избирком, и сколько у кого осталось в кармане. А ты за это потом отдал земли на юго-западе и три карьера. А карьеры те раньше были моими, и работали на них мои люди. Но людей моих уволили, а карьеры продали. И, сука, стоит то, что ты отдал за пять предвыборных лимонов, как минимум, в десять раз больше! Холопья твоя башка! Да кому я об этом говорю? Ты же в этом не сечёшь совершенно! У тебя мозги только и думают о том, как бы с откатов побольше получить, с кем бы выпить да секретутку свою отжарить.
Ильсид заходил по комнате.
— И ещё, для информации, вся недвижимость, которую я выиграл и ещё выиграю — была раньше моей. Поэтому я своё возвращаю, а мне за это ещё и платить приходится. Ты понимаешь теперича, почему я зол и на тебя, и на твоих чинушек. Так вот, всё бабло* (все деньги), что я отдал за свою же землю и свои предприятия, ты мне вернёшь! Не надо глаза округлять, я тебе подскажу, как это сделать с минимальными для тебя жертвами.
— Но, Ильсид, помилуйте. Я те деньги истратил давно, нужно было платить…
— Я так и думал, что из-за денег ты смелость почуешь. Не надо передо мной тут гривой трясти, выбор у тебя невелик. На том свете тебе все равно ничего не пригодится. Ну да ладно, об этом после.
А пока условие следующее: времена изменились, и я тоже меняю тактику — ты будешь работать на меня, город поднимать, рабочие места создавать, как говорится, искупать ошибки — скажи спасибо, что не кровью. Воровать я вам не дам, ты меня знаешь — кого поймаю, живьём похороню. Зарплату, небось, вовремя получаете? Ну, а кто бы сомневался! Вот и получайте её, на чужое глаз не косите. Вы — слуги. И служить должны, и выполнять свою работу так, чтобы человек один раз пришёл, сообщил о проблеме, а вы вывернулись наизнанку, но сделали. А как иначе, вы же слуги, мы вам за это деньги платим, вообще-то. Ты согласен?
— Но они работают все же, пытаются…
— А не надо пытаться — нужно делать! Если они все время пытаются,
Каждая работа оценивается результатами. Ты, как шофер, должен был сделать за день несколько рейсов — это твой результат. Его можно посчитать и сравнить с другими. А вы думаете, что в вашей гнилой системе это не работает, ваш труд не оценить, поэтому можно на всё забить? Я тебе так скажу — вы конкретно ошибаетесь! Хозяин всё видит. Если он понимает, что людям живётся плохо, а управляющий развлекается в свое удовольствие, то знаешь, что он делает? Он вызывает его на ковёр и бьет морду, ровно, как я тебе сейчас. Если тот не справляется ещё раз, то мигом становится пастухом, а то и свинаркой.
Вот не дай бог, ты порядок не наведешь у себя в конторе, я отвечаю, что спесь с вас буду сбивать плетью! И начну с тебя, поверь. Запомни, Провалыч, вы слуги народа! Поэтому будете служить, как полагается. А если слуги возомнят себя хозяевами и пальцы гнуть начнут, то я эти пальцы пообломаю. Я не утрирую, заметь, я реально буду ломать пальцы, руки и головы. Или они научатся людьми быть, или уйдут на другую работу, или калеками останутся — других вариантов я им не предоставлю.
Ильсид встал и прошелся несколько раз взад вперед. Остановился возле Провалова:
— Я ещё напоследок с тобой вот по какому поводу хотел поговорить — твой нарк малолетний мозгами в папку видно уродился. Ты, наверное, ещё не догадываешься, что все твои лечебницы прахом пошли. Что ты глаза округлил? Надеялся, что утряслось? Ну, спешу тебя обрадовать — ты мудак, если не понимаешь, что такое синтетика. Знаешь, что это значит? Значит, что уже не обойдется — издохнет твой сынуля через пару лет от передоза или от гепатита, или в дурке, или просто, как пёс в канаве.
— Я проверял! У него руки чистые, не может быть! Он же деньги у меня не просит теперь! — застонал Провалов.
— Бивень ты — он это курит и нюхает. И бабло не просит, потому что барыжит* (торгует наркотиками). Мешает синтетику с сахарной пудрой и малолеткам в школе продает, а у кореша моего дочка в одиннадцатом классе учится. Вот он её заприметил и давай склонять… Ну, ничего, попался, теперича не отъедет.
— Где он, что с ним? В полиции?
— Ты думаешь, мы бакланы конченые, чтобы сына главы города ментам сдавать? Мы с ним по-другому поступили. Да не ссы, не шлепнули его. Пока. Кисти рук правда сломали, так что он ещё долго не сможет говном своим травиться. Сейчас пока в гараже сидит, кумарит его. Если выживет, то через месяц-другой выпустим. Будет ещё барыжить — загасим так, что не сможет больше ложку держать никогда. А в третий раз, извини, исчезнет он с лица земли, как чуждый людям элемент. Да ты не трясись, если он не индюк, то придет в себя. А нет — так нет. И Германии твои не помогут, я тебе говорю, можешь поверить.
Ильсид прервал свой монолог и внимательно посмотрел на Провалова. Тот сидел весь какой-то помятый и жалкий, в залитом кровью костюме, с распухшим носом и подбитым глазом, но Ильсид не испытывал ни капли сочувствия.
— Короче, на этом наше рандеву подходит к концу. Предъявы к тебе следующие: за то, что город опустил, мы тебя опустить должны, что это такое — ты в курсе, объяснять не надо. У меня есть пару сидельцев, которым не западло будет тебя на болт натянуть, в прямом смысле этого слова. За то, что крысятничаешь, мы отожмем у тебя всё имущество — хату, тачки и квартиры перепишешь, на кого я скажу. За то, что сын твой барыжит в школах — тоже тебе ответ держать. А за то, что карьеры отдал — ты мне лично должен.