Путь
Шрифт:
Матч начался по всем правилам и представлял собой довольно интересное зрелище с красивыми передачами. Немецкая команда «Хольмгард» была одной из сильнейших во всём Союзе, и их болельщики не сомневались в победе. Однако спокойствие продолжалось недолго, ровно до тех пор, пока на третьей минуте удар молодого футболиста Васьки Зайцева по мячу не привёл к травме носа очень уж азартного и громкоголосого болельщика. От силы удара у того вдребезги разлетелись очки, и юшка хлынула на ворот рубахи. Немецкая часть мгновенно притихла и устремила взгляды сначала на этого бедолагу, а потом и на виновника в полосатых гетрах и бутсах. Тот только
— Звиняй, немчура, по случайке!* (Извините, друзья, это вышло совершенно случайно)
— Их шайсе нихт…* (Мне всё равно) — пробормотал раненый немецкий зритель, вытирая рукавом кровь, неодобрительный шум прошуршал по первым рядам, постепенно перекинувшись на задние. Какие-либо возвышенности для улучшения обзора эти русские аршлохи, конечно, не соорудили, поэтому сзади ничего не было видно, и информация назад передавалась в искажённом виде, заставляя нервничать.
— Вас из дорт?
— Вайс нихт.
— Валирен?
— Хёлле! Из вайс нихт!*
(Что там? Не знаю. Проигрывают? Чёрт! Я не знаю!).
Не успели задние ряды обсудить достигающее их недовольство, как впереди опять зашумели. Раздался чей-то громкий крик:
— Заец, аршгайге, вас ист дас фюр айнэ шайсэ?* (Заяц, мудак, что за херню ты творишь?), — а потом кто-то добавил на ломаном русском, — Ми тебя виловым исчо, хурэ, сука!
— Чтобы выловить, нужен крючок! — послышался насмешливый ответ. — А у тебя не крючок, а стручок* (намёк на небольшой детородный орган), — русская половина грохнула смехом. На немецкой шутку не поняли, но явно осознали, что это что-то обидное:
— Заец, хальт ди фотце! Ду хаст айн гроссэс мауль, швулер, дрэксау. Фэрпис дихь!* (Заяц, заткни хлебальник! Ты слишком много болтаешь, гомик, грязная свинья. Вали на хер!) — заорали самые злые.
— Дурака узнают по тому, что он много болтает! — выкрикивали умеренные.
В ответ им нагло засвистели подростки из Сталинграда, наблюдающие за матчем чуть слева — с высокой кучи мусора, зажатой между стеной и ржавым грузовиком. Они затопали ногами, дружно подняли вверх средние пальцы вверх и закричали «фик дихь, немчура».
— Ах, вы, говнюки, — заорали молодые немцы на своём языке. — Нищеброды, даже летом ходите в дедовских сапогах, русские лапти! Поделом вам — свою лень оплачиваете бедностью!
Малолетки на высоких трибунах, действительно обутые в старые тяжёлые боты и грязные одежды, не обращали внимания на грубую речь дойчей и не прекращали показывать немцам международный знак «иди на хер», крича обидные ругательства, как на родном языке, так и на немецком.
Стороны дошли до кипения, но никто не решался сделать первый шаг, пока вдруг на стадион не вылетел какой-то полуголый пузатый мужичок в одних шортах. Он подбежал к центру, повернулся спиной к немцам и нагнулся, одновременно снимая с себя штанёшки. На его бледной заднице полукругом было написано: Deuts Leck mich am Arsch* (немец, поцелуй меня в жопу).
И Райх не выдержал.
Раскидав в щепки хрупкое ограждение стадиона, первыми ринулись футбольные фанаты, потому что, когда мужичок надел шорты, на их тыльной стороне, в филейной части, находился логотип футбольного клуба «Хольмгард». За ними взревели остальные. Маячки мгновенно передали сигнал о пересечении границ, и на дисплее в ЦБП (центре безопасности полиса) цвета их айдишников загорелись красным.
Русские футболисты и фетарш* (толстяк) еле успели
— Фердаммтэ шайсэ! — первая волна нападающих беспорядочно смялась. Не успели они понять, что произошло, как им в спину врезалась толпа наступающих, образовав кучу малу. Справившись с первым потрясением, самые смелые атакующие попытались выбраться из скопления тел, перебравшись через ограждение, но не тут-то было — в упор полетели кулаки русских. Они были рассредоточены и имели возможность манёвра, так как на них, в отличие от немцев, не давили сзади и по бокам. Уже через пару секунд, сбитые крепкими ударами, дойчи полетели назад.
Однако напор сзади нарастал, людская масса давила сотней тел, поэтому Райху удалось сделать прорыв сначала в центре, потом ещё в двух местах, и вот ограждение рухнуло, как плотина. Сталинградцы, под началом Митяя Котлина, начали медленно отступать под напором, а немцы, соответственно — увеличивать плацдарм на той стороне Стены. Дикий ор на двух языках раздавался на километр вокруг, ожесточение нарастало, как вдруг, внезапно, после залихватского свиста, русские побежали назад.
— А-а-а, — взревели немцы, предчувствуя победу. — Ауфхолен швуле! — ринулись они следом. Однако отступление длилось не так уж и долго, потому что, пробежав метров двадцать, немецкие бойцы налетели на свежие силы, сквозь которые просочилась первая отступающая линия русской обороны. Уставшие немцы ощутили преимущество свежих молодых мужиков, жаждущих битвы, в то время как измученные сталинградцы во главе с Иваном, тяжело отдыхиваясь и вытирая кровавые лица, заняли вторую линию обороны.
Высоченный Митяй Котлин с ходу принялся навешивать противникам таких дюлей, что шум стоял, и в стороны летели подмётки* (наносил существенный ущерб противнику). Воспитанный суровым флотским духом, он экономно расходовал силы и посылал не больше двух подач по телу врага: нос-челюсть, челюсть-челюсть, нос-под дых — на, ещё в челюсть — готов!
— На, бля, хурэ, сука, лови подачу, фах, данч тебе, а-а-а, фикь дихь, куда прёшь, глаз-глаз, шайсэ, ах ты тварь, на, мистштюк, сучий потрох бляжий сын, ац, дави их, пацаны, руку, руку сломали демоны, хальт ди фотце, гаси немчуру, — раздавалось со всех сторон.
Когда через пять минут бешеной схватки Митяй оглянулся по сторонам, то с тревогой увидел, что его бойцов уже немало убыло, и совсем юные ребятишки еле успевали утаскивать их в тыл, где те очухивались. Силы покидали оставшихся бойцов, в то время как немцев всё прибывало и прибывало, казалось, что им не будет числа. Как только один из них падал, ему на смену выскакивали двое новых.
Радостно ёкнуло сердце, когда наконец-то раздался оглушительный свист восьмёркой, и теперь уже уставший старший Котлин с облегчением почувствовал, как сзади в битву снова влетела отдохнувшая первая линия во главе с его сыном. Потомок принял удар на себя, а тем временем уставшая вторая линия обороны Сталинграда в изнеможении рухнула на измятую траву, отплёвываясь кровью и вытирая лбы. Так или иначе, но фронт удержался и стабилизировался.