Путь
Шрифт:
А через мгновение с трибун-баррикад посыпался десант жаждущих боя молодых пацанов, возглавляемых Лойером. Эти длинновязые прыщавые дьяволы, прыгая на головы с полутораметровой высоты в зимних ботах, внушали страх и ужас: во-первых, потому что падали они на пузатых мужичков в румынских штанишках, итальянской обуви и венгерских рубашках. Это были зеваки из арьергарда, которые на свою голову зачем-то боязливо зашли за ту сторону стены, как бы принимая участия в битве, но в то же время удобно отсиживаясь в тылу. На этот раз им не повезло, потому что молодые русские парни били их твёрдыми ботами по хрупким голеням. Стремительная
Раненый-перераненый левый фланг с ахейцами во главе из последних сил также перешёл в яростное контрнаступление и соединился с правым буквально через несколько минут. Часть уставших воинов, замыкающая окружение, тяжело дыша, выставилась в защиту, чтобы отсечь возможные попытки прорыва через стену, а остальные начали напирать в тыл окружённых немецких войск, усиливая у тех панику и создавая давку. Толстячки вскоре кончились, и на смену им пришли уже повоевавшие и бегущие назад. Им было страшно, и они бились, как загнанные в углу крысы, чуть ли не до самой смерти, не жалея ни себя, ни врага.
И тут раздался крик и визг — с западного склона холма, на котором располагался Райх, бежали женщины: с палками, в платьях и юбках, кто-то уже без туфель. Они громко кричали на немецком, а одна даже трясла на бегу сковородой. Дикое зрелище! Им наперерез кинулись трое бледных полицейских, призывая одуматься. А молоденькие русские пацаны, вставшие на стражу поперёк пролома в стене, переглянулись, утирая лбы, мол, как с бабами воевать будем?
В это время получивший новые силы центр собрал волю в кулак и тоже пошёл в наступление на туго сужающийся, как сфинктер, обруч врагов. Немцы, ощутив угрозу, пытались вырваться из кровавого круга, но русские раз за разом отбрасывали их, пока не перешли в полноценное контрнаступление на перекошенные от страха лица врагов. «Железный ветер бил им в лицо, а они все шли и шли вперёд, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?..» — писали о таком в прошлом.
Отбросив попытки вырваться, германцы инстинктивно сгрудились вместе, тем самым лишая себя манёвра; на них давили сбоку, спереди и сзади. Стоящие в центре просто превратились в толпу, смятую со всех сторон и лишённую разума. Некоторые русские уже схватили слабо закреплённые жерди, нередко с прибитыми к ним останками ограждения футбольного поля, и начали двигать перед собой, образуя таран. Дойчи сбивались в деморализованную испуганную толпу, крича от боли и ужаса, видя перед собой оскаленные кровавые лица. Дальнейшая оборона стала бессмысленной. Фронт рухнул.
Немцев молотили в головы, животы, плечи и во всё, во что можно было попасть. Дойчи очутились в безысходном положении, впрочем, как и русские пареньки, стоящие на охране стены: сотни женщин из Райха почти добежали до их арьергарда в авангарде. Лица мальчишек уже морщились в неприятном ожидании, как в вдруг бюргерши сбавили ход и почти остановились — над полем битвы раздались крики, переросшие в громкий всеобщий вопль, эхом разлетавшийся по всей округе:
— Гиб ауф! Их гибе ауф!* (Сдаёмся!)
Но никто из русских не думал останавливаться, ибо злоба охватила людей. Злость за унижение и за свой долгий страх перед врагом,
И тогда Александр сделал то, что, наверное, должен был сделать. Он сунулся за пазуху своей старой порванной кожаной куртки, вытащил пистолет и поднял дрожащую руку вверх. Три раза — сначала два, а потом ещё один — дёрнулся затвор парабеллума, вогнав всех в оцепенение. Война замерла. Некоторые вздрогнули и вжали голову в плечи, другие кинулись врассыпную, а Доктор рявкнул что есть мочи: «Хорош воевать, пацаны! Всё! Победа!».
Вдалеке устало вскинул руку окровавленный Митяй и протяжно заорал «По-бе-да-а-а!». Его зычный глас тут же подхватили стоящие рядом мужики, и радостный вопль «ура-а-а» понёсся над толпой, перекрыв даже истошные «гиб ауф!» немцев.
*
Александр, покачиваясь, еле стоял на потяжелевших ногах, тяжело вздыхая и окидывая взором поле битвы.
Он видел, как победители и побеждённые в изнеможении валились на землю — кто на локти и колени, кто на спину, остальные их перешагивали, делали пару шагов и повторяли действия предыдущих. Люди заполняли пространство, как воздух, выпущенный из шарика, многие поддерживали сломанные конечности или стонали, спрятав лицо в ладонях. Кто-то лежал без сознания, у других хлестала кровь, несколько человек извергали из себя пищу. Некоторые безучастно смотрели в небо, наверное, чувствуя примерно то же, что и князь Андрей Болконский. Кто-то тихонько плакал, а кто-то навзрыд рыдал. Один безудержно хохотал, не в силах остановиться.
Со стороны русского кампуса с рёвом подъезжали экипажи скорой помощи с врачами и санитарами, которые мгновенно оказывали первую помощь, как своим, так и чужим, в первую очередь стремясь попасть к тяжелораненым, вне зависимости от национальности. Тут и там замелькали носилки. Сразу же показалась женщины из Сталинграда, бежавшие с бинтами и перевязками к русским и немцам, обессиленно сидевшим друг меж друга, абсолютно одинаковым в слое кровавого грима — уставшим, побитым, всяким. Бо была где-то среди них. Александр увидел её мелькнувшее лицо, она ободряюще улыбнулась ему и исчезла в толпе.
Немки уже без помех пробирались среди раненых, разыскивая своих мужей, детей и братьев. Заметив, что русские помогают подняться и подставляют плечо избитым воинам обеих армий без разбора, они без лишних размышлений протянули руку и открыли сердца бывшим врагам. Тем более, что, в основном, это были те самые юные защитники правого фланга в тяжёлых ботах.
Вот в поле зрения показался Сэм. Слегка пошатываясь, он добрёл до одного из экипажей скорой помощи, о чём-то поговорил с водителем, а через секунду уже забирался внутрь мобиля, захлопнув за собой дверь со второго раза.