Путанабус. Трилогия
Шрифт:
Он стоял на крыльце парадной двери, держа сигарету между указательным и безымянным пальцами, огоньком к ладони, но про то, что ее надо курить, казалось, забыл.
– Что показало вскрытие? – спросил его Купер поанглийски.
Это, скорее всего, для нас, могли же они и поиспански свободно пообщаться…
– Тривиально, – ответил патологоанатом на том же языке неожиданно тонким голосом. – Тромб оторвался в легочной артерии. Дошел до сердца – и… все. – Тут он опытным взглядом вычислил меня как «близкого» и добавил: –
Тут к крыльцу подкатила машина – белая «Тойота Ленд Крузер 80».
– Это за мной, – сказал «мортус» нам на прощание. – Нужен буду – телеграфируйте. Заключение в морге. Полиция в курсе. Можете хоронить, – пожал всем нам руки и, подхватив со ступеней саквояж, поторопился сесть в это старое изделие японского автопрома.
– Когда хоронить? – переспросил я, когда пыль от «тойоты» стала оседать в воротах.
– Лучше сегодня, – ответил Купер. – Жара. Холодильник в морге старый. Работает на пределе. Тем более что его только ночью включили, и он как следует выхолодить помещение еще не успел.
– Тогда я поехал, – протянул ладонь Куперу, – дел выше крыши. Сам на похороны придешь? Или у тебя для пациентов персональное кладбище?
– Погоди тут, – наставительно сказал магистр, пропуская мимо ушей мою колкость, – я сейчас.
Как всегда в экстремальной ситуации, я не раскис, не впал в ступор, а четко собрал все свои возможности в кулак. Но держать их так мог только в действии. Никак не в ожидании. На мое счастье, Лусиано вышел обратно на крыльцо быстро. В сопровождении полицейского.
– Вот, – сказал он. – Знакомься: Айтор де Бискайя. Будет сегодня у тебя водителем. А то и тебя хоронить придется. Понимаю, что так дешевле выйдет, но не хотелось бы.
Уел, Пилюлькин, уел – ничего не скажу.
Церковь оказалась маленькой – я, откровенно говоря, ожидал большего размаха. Но, видать, даже испанцев, этот последний оплот католицизма, покинуло рвение к вере. Просто на Старой Земле с ее многочисленными памятниками культовой архитектуры это не так заметно.
Внутри было пусто и тихо настолько, что гулко под потолком отзывались мои шаги по каменным плитам.
Прямо напротив входа стояла большая каменная чаша со святой водой. Опустив в нее правую руку, я перекрестился поправославному.
Свечи никто не продавал. Они сразу за чашей на столе у стены лежали невысоким штабелем и походили на поленницу дров около деревенского сарая. Сбоку со стены на цепочке свисала большая церковная кружка с прорезью под замком. Бери – сколько хочешь, плати – насколько совесть позволяет.
И свечку взял, и купюру опустил первую попавшуюся в кармане, не посмотрев даже на номинал.
Затеплил свечу на тетраподе перед распятием.
– Упокой, Господи, рабу твою Наталию и укрой
– Что тебя так беспокоит, сын мой? – Ладонь, наполовину скрытая фиолетовым рукавом, легла мне на плечо.
– Молитву забыл, – всхлипнул я, еще не осознав, что ко мне обратились порусски.
– Не страшно это, – утешил меня священник. – Господу нашему не сухой формуляр требуется, а искреннее слово твое, как бы оно ни было сказано. Формуляры – они людьми придуманы, для людей же, чтобы легче было вместе молиться. Пройдем в исповедальню, облегчи душу свою. Нельзя нести непосильный груз, хотя Господь в мудрости своей никогда не дает человеку креста не по силам его. Но взывать о малых силах своих свойственно нестойкой душе.
И меня прорвало. Исповедоваться я начал сразу, не отходя от тетрапода. Просто «как на духу» рассказал священнику про все, что произошло со мной за последний месяц. В том числе и про гарем, и про войну, и про видения свои в госпитале, и про то, как спал сегодня с докторицей. Ничего не утаил.
Священник был стар. Очень стар. Лет, наверное, восьмидесяти. Сухой очень. С желтоватым пушком вокруг тонзуры, пергаментной морщинистой кожей на лице, но удивительно пронзительными черными глазами, в которых чуялась немалая духовная сила.
– Нехорошо это, сын мой, – взял слово падре, когда я закончил исповедоваться, – взяв на себя благородную миссию – вернуть блудниц к нормальной жизни, самому же при этом блудить с ними. Осознай это. А вот что замуж их отдаешь – это благо. Греха же убийства на тебе нет, так как защищал ты пасомых своих от дорожных бандитов – пособников диавола на этой земле, ибо они уже не люди. Люди, даже заблудшие, такого не творят. Именем Отца и Сына и Духа Святого отпускаю тебе все грехи твои. Иди, сын мой, и больше не греши, по возможности.
Я сделал три шага к отрытым дверям церкви, но тут же обернулся:
– А как же заупокойная служба, святой отец? Треба на похоронах?
– Не беспокойся ни о чем, сын мой. Епископ Коринфский Феодул гостит у меня для подготовки Собора сестринских церквей, он и проведет все службы по ортодоксальному обряду, не откажет.
– Сколько это будет стоить?
– Господь сказал: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно», – и улыбнулся глазами.