Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы
Шрифт:
Возможно, по пятам за нами идут преследователи? Например, какой-либо особо бдительный и находчивый служитель короны узнал, что Джейми промышляет запрещенным промыслом, и решил узнать подробнее о нарушителе закона, а заодно и установить его личность? Тогда он добрался и до Лаллиброха и узнал настоящее имя Джейми… Я посмотрела по сторонам. Ольховые листья уже засыхали, и ветер играл ими. Ничего подозрительного.
– Может быть, охотники. Я нашел там обглоданную куропатку, – рассеянно проговорил Джейми.
Значит, он не особо заботился о том, что кто-то раскрыл местонахождение пещеры, и не рисовал
Эуон обследовал пещеру и выбрался из нее весь в паутине. Глаза мальчишки горели; он был взволнован открытием.
– Совсем как пещера Клуни, да?
– Ну нет, мой мальчик, та была намного больше. Суди сам: Клуни грузный, такой, как два меня. Как бы он пролез в такую маленькую пещеру? – улыбнулся Джейми.
Он указал на отсутствующую пуговицу на одежде – следствие похода в пещеру. И Джейми не мог свободно пройти в пещеру, не говоря уже о Клуни.
– Что за Клуни? Я его знаю?
Я отряхнула руки и сунула их под мышки, не найдя другого способа согреть их.
– Клуни Макферсон, – сказал Джейми.
Он умылся, расплескивая вокруг себя ледяные капли, и, улыбаясь, моргнул, чтобы стряхнуть с глаз воду.
– Клуни вел себя довольно простодушно, знаешь. После того как англичане лишили его крова, он смастерил себе жилище в ближайшей пещере, причем там была даже дверца из веток ивы и вымешенной глины, все как положено. К чести Макферсона нужно сказать, что пещера была так искусно замаскирована, что никто не мог найти ее. Поговаривали даже, что только благодаря дыму из трубки Клуни можно узнать, где находится его укрытие.
– Тетя Клэр, в той пещере прятался и сам принц Карл! Клуни приютил его, пока английская погоня обшаривала окрестности. Представляете, они обыскали все, но ничего не нашли! – Эуон торжествовал. – Клуни и его высочество так и не попали в их лапы, здорово, правда?
– Эуон, немедленно вымой рожицу, – остудил его пыл Джейми. – Что скажут твои родители, когда увидят тебя в таком виде?
Парнишка поморгал, вздыхая, и подчинился приказанию Джейми. Признаться, я не видела особой потребности тщательно умываться, поскольку Эуон не был грязен до такой степени, чтобы родители не признали в нем своего сына.
Джейми смотрел на этот ритуал омовения, но мыслями был где-то далеко: он смотрел не видя, сидя с отсутствующим выражением лица. Безусловно, он о чем-то думал – в этом не могло быть сомнений, но о чем? О том, как примут нас в Лаллиброхе? О сгоревшей печатне и том, кто в ней сгорел? Или – это было наиболее вероятно – о Карле Эдуарде Стюарте и обо всем, что было связано с этим именем?
– Ты говоришь о Карле детям? – Эуон фыркал и был всецело занят ледяной водой, которой ему приходилось умываться, и не мог нас слышать.
Я увидела, что Джейми услышал меня: он смотрел уже на мальчика, а не сквозь него. Улыбкой Джейми подтвердил мою догадку, но улыбка, едва появившись, тут же слетела с его губ.
– Нет, никогда.
Ответ был негромким. Сказав это, Джейми пошел к лошадям.
Часа через три мы подъехали к конечной цели путешествия –
– Мы дома. – Он подождал, пока я и Эуон приблизимся к нему. – Выглядит не так, как прежде, правда? – обратился он ко мне.
Я молчала. Увидев впервые после долгого отсутствия дом, я не заметила в нем никаких перемен. Передо мной было то же ухоженное белокаменное здание в три этажа, расположившееся среди полей, побуревших от осенней слякоти, и обращавшее на себя внимание. Оно было названо по имени башни Брох, старинной каменной постройки, находившейся на холме неподалеку.
Впрочем, перемены все же произошли, прежде всего затронув пристройки. Не было часовни и голубятни: они были сожжены англичанами. Джейми говорил, что это произошло через год после Каллодена. Зато обитатели Лаллиброха построили что-то новое; судя по виду, постройка служила для хозяйственных нужд. На ее крыше гордо восседали голуби, очевидно жившие здесь после того как их прежнее жилище насильно отняли. Были и другие перемены: стена в одном месте была проломлена, и камни, которыми заложили провал, отличались по цвету от других.
Возле дома рос шиповник – его посадила еще Элен, мать Джейми и Дженни. Сейчас он стал настоящим большим кустом, тенистым и пышным, и было видно, что он неохотно расстается со своими листьями перед лицом холодов.
Западная труба дымила, но ветер, долетавший с моря, сносил ее на южную сторону. Невольно я представила, как проходят вечера в этом доме: горит очаг, распространяя приятное тепло, Дженни читает книгу домочадцам, и на ее лице играют таинственные отблески огня… Мужчины, Джейми и Эуон, слушают роман или стихи невнимательно: они играют в шахматы. Я точно знала, как проводят жители Лаллиброха зимние вечера, ведь очень хорошо запомнила время, когда жила там, и то умиротворение, когда дети уже спят, а мы с Дженни обмениваемся рецептами – я пишу у секретера розового дерева, – штопаем бесчисленные вещи и говорим.
– Джейми… как считаешь, будем жить вместе в Лаллиброхе? – Я осторожно поинтересовалась тем, что занимало меня всю дорогу, но в то же время попыталась говорить бодро.
Лаллиброх был моим домом, это правда – нигде я не чувствовала себя так привольно, как там. Но с тех пор прошло столько времени. Могу ли я рассчитывать на право жить здесь?
Джейми призадумался. Он взял поводья и неясно ответил:
– Думаю, что это не зависит от нас с тобой, скорее от обстоятельств, англичаночка.
Джейми покосился на свой дом, словно оценивая мои перспективы.
– Не переживай, я не обижусь, если что-то пойдет не так, – погладила я его руку. – Если мы переберемся куда-нибудь, пусть и во Францию, я все равно буду счастлива, потому что я с тобой.
Джейми коснулся губами моих пальцев.
– Англичаночка, пока мы вместе, я тоже счастлив, куда бы нас ни забросила судьба.
Мы долго молчали, смотря друг на друга. Эуон-младший несколько раз кашлянул, напоминая о том, что мы не одни здесь. Я была благодарна ему за деликатность: он пытался ничем не смутить нас, понимая, что мы хотим побыть наедине, а потому, подходя к нам, всегда покашливал, громко заговаривал о пустяках или шумно возился с чем-нибудь.