Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы
Шрифт:
Он сжимал в руках то, что было его сыном. Сверток пищал, ворочался, пытался сбросить с себя пеленки, словом, жил своей особой жизнью, из-за которой только что пролилась кровь и которая была для Джейми дороже всего на свете. Отец стоял дрожа, неспособный ни к новым действиям, ни к рассудительным мыслям. Он не видел и не слышал никого и ничего: ни того, что огонь лижет его сапоги, ни того, что под ногами издает предсмертные хрипы Эллсмир, ни того, что леди Дансени истерически кричит, – все было неважно, потому что
– Мне нужен Маккензи. Оставьте нас одних.
Леди Дансени была рождена не для конюшни. Даже недолгое присутствие ее здесь было нелепым: пухленькая немолодая бледная женщина в трауре была похожа на фарфоровую статуэтку. Место статуэток – каминная доска, и она должна была быть там, тогда как сейчас стояла среди больших сильных животных, дурно пахнущих, и небритых конюхов. Того и гляди разобьешься.
Удивленный Хью поклонился госпоже, уважая ее волю, потрепал себя за волосы и ушел к себе.
Джейми видел фарфоровую бледность лица леди Дансени. Уголки носа и блестевшие глаза напоминали, что перед ним стоит живая женщина, а не кукла, но общее впечатление от госпожи было таким, будто махонького гордого кролика одели в траур и поставили перед ним.
Нужно было предложить гостье стул, но его здесь не было. Не предлагать же сено или грязную тачку, в самом деле.
– Маккензи, утром состоялся коронерский суд.
– Да, миледи.
Ему было известно это, как и то, что о состоявшемся суде знали все. Конюхи пытались избегать его сегодня, боясь шотландца, словно зачумленного.
Поскольку в кабинете у Эллсмира находился Джеффрис, он рассказал остальным слугам о том, что стряслось между господами и кто прикончил старого графа. Об этом знали все, но не судачил никто.
– Постановили, что граф Эллсмир погиб в результате печального происшествия, иначе говоря, несчастного случая. Это произошло из-за расстройства, – губы ее дернулись, – графа, возникшего после смерти моей дочери.
Она выговорила фразу до конца, совладав с дрожащим голосом. Леди Дансени, будучи женщиной, проявила большую стойкость и сдержанность в своей скорби, нежели лорд Дансени, – тот и вовсе не вставал с постели, как только приехал домой после разыгравшейся трагедии.
– Да, миледи?
Джейми не был в суде, его не вызвали. На суде из слуг Хэлуотера присутствовал только возница Джеффрис, а о том, что в Эллсмире в тот день был конюх Маккензи, суд не знал.
Леди Дансени посмотрела на своего верного слугу. Ее глаза были похожи на глаза Изабель, младшей дочери, – такие же светлые, цвета морской волны и отражающегося в ней неба. Но в силу возраста ее волосы отличались: русые косы блестели не естественным здоровым блеском, а сединой, ясно видимой на свету.
– Маккензи, мы благодарны тебе, – прошептала леди Дансени.
– Спасибо за честь, миледи.
– Мы
– Верно, миледи.
В конюшне было душно от проникавшего сквозь щели солнца и от спертого воздуха, наполненного запахом лошадей, но Джейми обсыпало морозом. Неужели леди Джинива поделилась перед смертью их тайной?
К счастью, леди Дансени корректно сменила тему разговора, видя, что конюх молчит в нерешительности.
– Думаю, не к спеху узнавать, кто ты. – Она улыбнулась, ободряя его. – Но кое-что я все же спрошу: хочешь вернуться домой?
– Куда домой? – опешил Джейми.
– В Шотландию, разумеется. Мне кое-что известно о тебе. – Она внимательно изучала его застывшее в напряжении лицо. – Не знаю, какое твое настоящее имя, но от мужа знаю, что ты участвовал в восстании якобитов и сослан сюда под надзор Джона.
Фрэзер метнул в нее пытливый взгляд, но не заметил какого-то недоверия или огорчения. Она потеряла дочь, но получила внука, и мелкий обман шотландского парня вряд ли мог тронуть ее.
– Миледи, смею надеяться, что вы не сердитесь на меня за эту хитрость. Лорд Дансени…
– Я знаю, он не хотел пугать меня, – уверенно закончила она. – Но не стоило беспокоиться.
Вспомнив о муже, переживавшем за нее, леди Дансени перестала хмуриться, отчего морщинка от сведенных бровей почти исчезла. Джейми растрогался и ощутил неожиданную боль от этого знака теплой привязанности.
– У нас немного денег. Эллсмир говорил тогда об этом, пытаясь уязвить нас. Да, это верно – мы кругом должны. Но мой внук теперь владеет одним из наибольших состояний в графстве.
Джейми не мог предпринять ничего лучше, чем снова согласиться. «Да, миледи» – эти слова уподобляли его попугаю, но что ему было говорить? Возможно, попугай в большой гостиной обладал большей свободой слова. О том, что в Хэлуотере живет редкая птица, Джейми узнал, когда подсматривал в окошко усадьбы на закате, желая хоть издали увидеть молодого графа Эллсмира, когда того принесут в большую комнату.
– Мы никуда не выезжаем, – откровенничала леди Дансени. – В Лондоне мы почти не бываем, Уильям не обладает влиянием в высшем обществе. Но…
– Да, миледи? – в десятый раз спросил Фрэзер.
Он постепенно стал понимать цель визита леди на конюшню и с замиранием сердца приготовился слушать.
– Джонни… лорд Джон Грей довольно влиятельный человек с большим состоянием. Его приемный отец… но это не так важно, как кажется.
Она вскинула плечо в черной ткани.
– Джон имеет влияние, в отличие от нас, и мы можем попросить пустить его в ход, чтобы ты мог вернуться домой. Потому я здесь. Маккензи, ты хочешь на родину, в Шотландию?