Путешественник из ниоткуда
Шрифт:
Тут земля стала уходить у меня из-под ног, я объявил, что мне надо отлучиться на минутку, и позорно сбежал. Урядник Онофриев и пожарный Соболев – два самых никчемных человека в городе – уже ожидали моих указаний. Я объяснил, что нам отводится лес, где мы должны отыскать хоть какие-нибудь следы беглого трупа. На том и порешили, однако выяснилось, что всех казенных лошадей уже разобрали, и нам предстояло тащиться до места пешком, что нам вовсе не улыбалось. По счастью, выручила нас... ну да, мадемуазель Плесси, объявившая, что ее экипаж в нашем распоряжении.
– А госпожа баронесса поедет с нами? – спросила
Я ответил, что нет, и она сразу же успокоилась.
– Она очень красивая, – сообщила мне Изабель, когда мы ехали по дороге, ведущей к лесу. – Не правда ли?
Я ответил чистую правду – что не нахожу в мадам Корф ничего особенного.
– Ах, – вздохнула Изабель, – мужчины всегда так говорят, а потом... – И она принялась усиленно обмахиваться веером.
Мы подъехали к лесу и выбрались из экипажа. Я предложил Изабель подождать нас, но она отказалась, сославшись на то, что ей хочется немного погулять. Соболев с Онофриевым выразительно переглядывались, ухмыляясь в кулак. Чтобы избавить себя от их дурацких замечаний, которые, как можно было предполагать, не замедлят последовать, я велел им разделиться и осматривать лес, а сам двинулся по тропинке, ведущей к озеру. Изабель со своим веером последовала за мной, в преувеличенных выражениях восторгаясь красотой окружающей природы. Однако, должен сознаться, я обращал не слишком много внимания на ее болтовню, потому что мучительно решал для себя один наболевший вопрос.
Почему я не отдал баронессе Корф найденный мною ключ?
В самом деле, с того момента, как она перешагнула порог нашего управления, я мог уже сто раз отдать его. Однако не только не отдал, а даже не стал упоминать о ключе, как будто его и не было. Значит, что, я желал ее обмануть? Или сознательно не хотел облегчать работу лично неприятной мне особе, которая постоянно пыталась указать мне на мое место? Или...
– Как называется этот цветок? – спросила мадемуазель Плесси, глядя на меня восторженным взором.
Я ответил, что понятия не имею, и вновь углубился в свои нелегкие размышления. Разумеется, баронесса Корф представляла ведомство, шутки с которыми были, прямо скажем, не только плохи, но и опасны для здоровья. Но что, если я на свой страх и риск проведу собственное расследование? Вот возьму и отыщу чертежи, заветные восемь листов на голубой бумаге, которые так много значат... Разве после такого меня оставят в N, который я от души презираю? Может быть, дело о пропавших чертежах станет началом моей блестящей карьеры...
Вздор, одернул я себя. Кто сказал, что я вообще их найду? И почему мне должно повезти там, где оступились лучшие силы империи, если воспользоваться выражением баронессы Корф? Не лучше ли (и разумнее) просто отдать ключ, рассказать, при каких обстоятельствах он был найден, и не лезть более в дело, которое, по сути, совершенно меня не касается? Ведь я абсолютно ничего не знаю о Петровском, не считая того, что он был рыж, носил щегольские ботинки, вез чертежи и сломал себе шею, после чего загадочным образом куда-то исчез.
– А что за гриб, вы не знаете? – спросила мадемуазель Плесси, улыбаясь.
– Сыроежка, – буркнул я.
– Comment? [39] – вскинула брови она.
Я подумал, что еще несколько вопросов подобного
Оно лежало возле тропинки, на примятых земляничных листьях. Рот был раскрыт, зубы оскалены, глаза остекленели. Над трупом вились три или четыре мухи, но в первое мгновение я даже не заметил их.
39
Как? (франц.)
Это было тело собаки.
ГЛАВА ХV
– Ой, – как-то сдавленно пискнула Изабель.
Она даже не попыталась воспользоваться случаем и лишний раз прижаться ко мне. Я же стоял как дурак и во все глаза глядел на мертвое животное.
Собака была маленькая, левретка, как две капли воды похожая на Жужу, – но у Жужу имелось небольшое пятнышко на правой передней лапе, а у этой ничего подобного не было. Закусив губу, я наклонился над трупиком, отогнал мух и тщательно осмотрел тонкую шейку.
Так и есть. Собака удавлена. Злость и жалость переполняли меня. Кому, кому мог помешать маленький, смешной и беззащитный зверек? А вдруг собака тоже принадлежит Веневитиновым... Черт возьми! Ведь Старикова отпустили как раз сегодня утром!
Нет, нет, нет. Нельзя. Ни в коем случае не стоит делать поспешных выводов из событий, которые могут в конце концов объясняться обычным совпадением. Нужны улики, нужны надежные свидетельские показания, нужны... Ах, черт возьми! Черт возьми!
«Какие улики, Марсильяк? Какие показания? – одернул я сам себя мысленно. – Вы со своим чистоплюйством смешны, месье! Положим, кто-то убивает собак... Но ведь законом это не запрещено, так? Или не так? Какое вам вообще до какого-то сумасшедшего дело? Ваша задача – искать исчезнувшего Петровского Ивана Сергеевича, будь он неладен...»
– Что происходит, Аполлинер? – тихо спросила Изабель.
Я вытер платком лоб. День обещал быть жарким.
– Не понимаю, – устало признался я. – Я совсем запутался.
И я рассказал ей о Веневитиновых, которых так не любят в N, о Старикове, о телеграмме губернатора. Но на том не остановился. Я поведал мадемуазель Плесси о своих нелепых надеждах, связанных с расследованием убийства пассажира, о переполохе, который произвела телеграмма со словами «совершенно секретно», о том, что баронесса Корф на самом деле прислана из Петербурга. Словом, рассказал почти все, не упомянув лишь о ключе. Надо признаться, реакция Изабель ни капли не удивила меня.
– О, как интересно! – воскликнула она. – Интереснее, чем любой роман!
Я только плечами пожал. Роман, да... Но то, что в романе кажется закономерным предметом повествования, в жизни обычно смотрится убого, жалко и грязно. Сколько уголовных романов повествует об убийствах – и насколько отвратительны последние в действительности... Особенно вот такие убийства исподтишка, гнусные и совершенно бессмысленные. Кому, кому могла помешать эта несчастная собака?
– Вы найдете того, кто убил ее? – спросила Изабель.